Время написания: 2009, 2012, 2013, 2014, 2015
01. 108 минут
Я с улицы Байконурской не смог стартовать высоко,
паденьем своим уничтожил дома на Карточном переулке.
И до Звездной не дотянул, Счастливая еще далеко -
в парке Воздухоплавательном непросто выбрать маршруты.
Улица Газовая перекрыта, с Труда до Наличной бегу.
Сквозной проезд через дебри - удел былых космонавтов.
Непокоренных Трамвайный проспект - не приведет на луну,
сто восемь минут на орбите, близ проспекта Энтузиастов.
От Есенина до Маяковской - то выбор героев отважных,
мы же из тех, кто на улице Стойкости ищет улицу Правды.
Обходя Баррикадную, Моховую, душою на Благодатной,
в мечтах на крышах улицы Верности о межпланетном пространстве.
Мы обязательно улетим и там найдем себе землю,
лишь сворачивая на Аптекарский, не угодить в Госпитальный.
И летя по проспекту Медиков, не пасть от вспышек Рентгена,
от Клинической до Возрождения - мечтами, следами.
Сто восемь минут на орбите Питера,
летим. А после – ловите.
Мы разобьемся, но останемся невредимы
Сто восемь минут на орбите,
целых сто восемь минут на орбите.
02. В сумерках быстрых
Осень - это вовсе не опавшие с неба листья.
Осень слишком близко, близость самоубийства.
Рыбы тонут в мисках, пессимизм торжествует,
его мир расцветает миллионами искр.
Ножи бороздят землю,- руками прочертил линии,
движение по проспекту, утром губы покрылись инеем.
Под лед зимовать не прыгнул, как подобается рыбам,
плавниками рытвину вырыл, лежу наедине с миром.
Бетонного цвета небо, сжимается, пульсирует,
железнодорожные вены рельсов лежачего унесли.
Но бесконечны мысли о прошлом, о доме, прихожей,
будто бы батарейки кончились, под натянутой кожей.
Тела найдут по весне, как под таящим снегом,
лопатою откопают многоэтажек квартал.
Распечатав на принтере весь наш летний багаж,
набираю воды в рот, сажусь на влажный асфальт.
На лужах кольца бензина, звуки слились воедино,
я закрываю глаза, впитываюсь в поверхность земли.
Плед не спасет меня в зиму, осень идет сверху вниз,
бьется летнее солнце трепетно где-то в груди.
Осень - это вовсе не опавшие с неба листья.
Осень слишком близко, близость самоубийства.
И рыбы тонут в мисках, пессимизм торжествует,
его мир расцветает миллионами искр,
в сумерках быстрых.
Осень - меня поймали, пересадка нового сердца,
чайной ложкой вычерпываю, из предсердия лето.
Я слышу свои шаги, но не чувствую тебя рядом,
у лежащего мир сбоку, капли падают на футболку.
Не хватает местоимений множественных. Я и ты.
Говорила мне осень: «ты жри дерьмо, до весны,
пустотой заряжайся, глядя в бензин на лужах».
Хочу обнять твои плечи и замерзнуть в стужу.
К верху брюхом рыбы, время свыкнуться с фактом:
я бессилен превратить свои желания в правду.
Занавески по обе стороны влажные беспричинно,
молчание - это здорово, но не для тех кто молчит.
Интершум авторазвязок, как колыбельная рыбам,
что сменили моря на грязные дорожные рытвины,
в попытках о стены биться и о двери в тебя.
В жабры медленно набивается придорожная грязь.
Что такое осень - это вот, бля…
03. Лемниската
Да нас вышвырнет к черту на скалы!
Нет, нас не будут искать тут…
В животы и за шиворот натолкает песка нам,
ты познакомишься с лемнискатой
Да нас вышвырнет к черту на скалы!
Нет, нас не будут искать тут…
В животы и за шиворот натолкает песка нам,
ты узнаешь, какого это учиться летать.
Узнаешь по нам, как жили придурки-дебилы,
что застряли на бригантине в промазученном доке,
в коротенькой жизни унылой,
что сок жали в водку, а жрали лишь корки.
И доверху груженные нефтепродуктами баржи,
русские, также плавают сквозь парадные.
Вальяжно, как призраки, напролом сквозь бетонные
тверди, домов, и сквозь пятна обоев.
Сквозь койки проходит прочный запах настойки,
держишь маленький флот свой на полу, как в порту.
Вы слыхали как ночью поют Равшан и Джамшут?
А люди падали вниз, избавляясь от парашюта.
Шутки - в сторону, сказал не накрашенный клоун мне,
в глазах с тоскою, спрятав в микроволновку голову.
Неровный горизонт - это все пара китов
замяли вселенную полость в районе, Архангельской области.
Дворов антураж - то нафталиновый омут,
кинопленку сжевало, и пожилого монтера уволят
теперь за эту сепию в кадре.
С концов наточены копья, это значит – беги, Ральф!
Форт Константин давится кислотными бликами,
эти игры в кораблики, мы там в них и погибнем все.
Останемся поскрёбывать штукатурку проиленную.
(При первом же потоке ветра ей же и подавились).
Восход солнца подарит новую серию «Универа»,
повторяй, как мантру, песни, доживая до пенсии.
А на небе седьмом, нет колебаний звуковых волн,
я со школы еще не понял: это почем, бля?
Наши дворы на фото так и останутся мокнуть,
под пристальным взором чернеющих в рамках окон.
Те лица в чашке бетонной всегда были нами,
мы наполняли отражение в пустых лужах сами.
Кричишь не нужен никто, обвязывая вены потуже,
валунами со лба течет, интонация ужаса.
Узнают позже по записи, то что нытье – бесценно,
зато имеют стоимость алкоголь и галлюциногены.
Я связываю себя, чтобы не убежать на поезд,
и пишу, о том, что останусь во всю плоскость высоток.
В густом моросящем осенью коридоре
застряла подводное лодка среди каменных двориков,
площадок с облезлыми спортгородками.
Капитанский мостик смялся при ударе о камни.
Можешь даже сложить молитву стихами
никто не узнает…
04. Покоряем галактику
Вечерняя слабость, я силюсь разлепить веки,
слипшиеся под тяжестью кожаных складок.
Нужно открыть глаза, спать нельзя, нет! мне
пора вернуться сюда, ведь мой список обязанностей. (полон)
Вечер соединяет лобную кость с ладонью,
едва закрыв глаза, я попадаю в спектакль.
Где я - главный герой, вокруг машины и толпы, (тонны)
ось планеты вращения, но в то же время – деталь. (второстепенная)
Слышу, как повсюду хлопают двери,
но в то же время не тут, а все дальше отсюда.
Взрывная волна, лечу из окна помещения,
мне что-то кричат в след, не отвечаю, молчу. (и пусть)
Смогу ли порушить эту цепочку событий,
в сюжеты которых вплетет притяжение слабое?
Проникну ножом в масло, как в ткань нитка,
в твои дыхательные пути своим телом астральным. (вдыхай)
Как муха, увязшая в сиропе,
не попаду уже по ту сторону оконной рамы.
Штурмует уши радио, впереди лишь космос,
где-то там мы с тобой покоряем галактику.
И нам ее мало.
Я часть того что вижу, мне безразличны движи,
за закрытыми шторами кожи мерцает телек.
Это похоже на жизнь, больше, чем сама жизнь -
тут можно провести наедине и день. (и неделю)
Калейдоскоп втянет в процессы образами,
в сюжеты сложимся по неизвестным законам.
Вселенная созерцания собственных проколов,
однажды я дрогну, и калейдоскоп разобьется. (пускай)
Его разноцветные камни упадут под ноги,
их распинаю, толком не очнувшись от фильма.
Уборщица, подметая груду раскиданных стекол,
порежет на безымянном пальце перчатку резиновую. (до крови)
Тогда я проснусь таким, каким еще не был,
не ошибавшимся, не наступавшим на ржавые грабли,
свободным, не чувствующим, не знающим лжи,
не отделявшим ее от правды. (ни разу)
Как муха, увязшая в сиропе,
дайте мне еще и еще насладиться паденьем.
Упрямо зовут голоса из черепной коробки
продолжать движение.
05. Дура
Тебе сказали ночью, то что ты талантлива очень,
но с такими талантами самое то, работать в Таиланде.
Этого уже не сказали, ведь зачем разглашать правду?
Да ладно, у тебя, и помимо этого дара много талантов.
Например, дар безделия - дар беспредельно огромный,
многолитражный желудок, где дачтик уровня сломан.
Не воробей же слово! У тебя оно, скорее, сорока:
в сорока словах тридцать мат, и все споры ведут к ссорам.
Пред Маяковским Вовой ты уже не сможешь похвастать
отсутствием в биографии своей однополых связей.
А связь с барной стойкой настолько забавна и грязна,
насколько все забавным кажется после сдвига фазного.
Фантазия загибается под тяжестью амбулаторной карты,
ей ставили «неуд», педиатры и психиатры,
дерматологи, урологи, наркологи, и их шобла прочая.
Она болела и в болезни своей шутками кровоточила.
Этот круг на повторах, вы не сойдетесь друг с другом,
трактовка того закона сложнее законов НьютОна.
И проживет еще дольше, чем, даже, буратино бетонный
и умрет если, то лишь подавившись малиновым звоном.
Этот круг на повторе…
Жестче отчества сына Егора, только само имя - Егор.
А жестче, чем имя Егора, только факт возможного спора
Фантазии и разума, которого постоянно берут измором,
после вызывая клоунов вместо белой кареты скорой.
К чему я про Егора? Дак, этому мужику труднее,
в «Касте» вот говорят, что отсюда надо сваливать, по идее.
По идее, не убежать дальше длины собственного носа,
но это все аллегории, а если же говорить серьезно:
Каждый индивидуум всем своим ссаным видом
хочет чувствовать свободу под трек Бэлана «Freedom».
Каждый раз расправляя плечи, слизывая с руки кетчуп,
разгоняет бутербродом челюсти до бесконечности.
Даже страшно представить, как натерпелся мобильник,
Очередной провал. Это бывший идеальный твой выбор?
Обильно поливай голову в душе грейпфрутовым мылом -
это еще один скилл, насчитали даже больше, чем было!
Воспалилась фантазия, дура! Но может быть даже
к лучшему иногда генерировать бред, вместо лажи.
От жажды доктора не спасут, даже если увеличить в дважды
число Авогадро, или сожрать пачку салфеток влажных.
Аккуратнее, дура в полной мере не нужна прирученному
ничего всерьез: no past, no simple, no future
06. Прогулка в дождь
Я вывел себя погулять
в дождь по старому парку,
капали капли воды
в капюшон и за шиворот.
Мы привыкли его терять -
и природа плакала,
о том, что она гибнет,
а мы еще живы, тупые…
Не зная вкус времени,
зажмуриться, прыгнуть.
Бьется в истерике
под ногами земля.
Не зная вкус времени,
можно привыкнуть,
можно отвыкнуть,
но потерять – никогда.
07. Не вокруг тебя
Земля вертится не вокруг тебя,
вертится не вокруг меня,
она вертится вокруг солнца -
здесь, я - никто, ты – никто.
Земля вертится не вокруг тебя,
вертится не вокруг меня,
она вертится вокруг солнца -
а мы лишь помогаем друг другу вращаться.
Я выкопал кратер железной лопатой,
глубокий, чтоб не было назад дороги.
Сбрасываю вниз, все то, что пропало
и сегодня там пополнение новое.
Новая рамка для новой персоны,
пинком с ноги - и велкам на дно.
Тебе там заготовлено свежее лоно
и после падения, и ложись поудобнее.
Ставлю на лоб табличку «потрачено»
и словно на уроках труда
гвозди ржавые молотком вколачиваю,
новые связи закрепят удары.
Тема закрыта, под звуки дабстепа,
шампанское фонтаном прямо до сердца.
Хрен с ним, теперь вообще -
достаточно экспонатов в коллекции!
В кратере лежат мой двор на Русанова,
селитра в газете, перочинные ножики.
То дерево, где имя свое вырезал,
прием стеклотары за молодежным.
Там дни в безмятежности просранные,
песок, ворота и голы с «мараканы».
Трехэтажный дом, на подошве осень,
забор покосившийся, в плите тараканы.
Бегущие вдаль облака неслись
на них я все тогда поглядывал лежа,
а они кружились не вокруг меня,
был вынужден и их сбросить тоже.
В лобные кости бывшим друзьям,
в кунсткамеру этих банок с уродцами.
Сегодня я занесу себя сам
с табличкою «полководец».
Земля вертится не вокруг тебя,
вертится не вокруг меня,
она вертится вокруг солнца -
здесь, я - никто, ты – никто.
Земля вертится не вокруг тебя,
вертится не вокруг меня,
она вертится вокруг солнца -
а мы лишь помогаем друг другу вращаться.
Мыть кровоточащие лбы нет задачи.
К чему, раз поставлен на периоде крест?
Все перемешалось, не помогут в прачечной,
кратер огромный - всему хватит места.
В тазик с цементом, и - в дырку с моста,
это инструкция, как лишних вычеркивать.
Бирка, изувеченным моим настоящим,
Ставшим одним из пластов никчемного.
Где яркие блики от лампы советской,
призраки, скрытые за занавесками.
Я лобные кости, как орехи грецкие
колю, крепя скальп на обороте сердца.
Твердость в решениях будет полезна,
чтоб в тесте делить, всех тех, кто есть,
на тех, кто держится по инерции,
и тех, кому уже давно здесь не место.
Думал всегда, что ты центр вращения,
и я попытался не отставать от тебя.
Но, как показало нам время,
Земля о нас еще даже не успела узнать.
В бездонном кратере не окажется тесно,
всех оживить и выпустить заново
уже не помогут мне этой планеты
реанимации, аэропорты, вокзалы.
Я выкопал кратер, железной лопатой,
глубокий, чтоб не было назад дороги.
И завтра придет пополнение новое:
бетон, мост, молоток, гвозди и снова
забью на обороте сердца пройденное,
еще раз в памяти заброшу колодец.
Идущий наедине вдоль железной дороги,
затерянный в сугробах, полководец.
08. Плохое искусство
…медленный танец стальных лебедей
на белой по бумаге, в холодной воде…
Руки рисуют прекрасные картины,
в которую вкладывают по капле мечты.
Их не запрятать в микрометры грима -
в оттенках палитры живем я и ты.
В этих цветах существуем мы рядом,
на небе лазурном кружат наши птицы.
Поют колыбельную неподвижные травы
выходят за рамки акварельные лица.
Неровные контуры дрожат в такт сердцу,
дыхание крепит изображение вечным.
Я знаю, что ты очень хочешь согреться,
но луч рисованный не обогреет плечи.
Сорваться легко и черным закрасить
зрачки глаз, чтоб не вернуться обратно.
Но помни: закрасив, густым черным нас
ты лишь испортишь свой ватман.
…медленный танец стальных лебедей
на белой по бумаге, в холодной воде.
Руки рисуют, а сердце колотит,
но то лишь реакция на антибиотик…
09. Кунсткамера
На овощебазе пасмурно, мы вылезли из пробирки.
Мы вынырнули капсулой из потонувшей подлодки,
чтобы идти по граблям, сквозь проемы квартиры
и тысячу и один способ употребления водки.
В крови твоей лайм - это промилле пьяного донора,
и о чем эти мысли в твои пять часов утром?
Кожа завернута натуго, нассано за ларьком,
шаги - саундтрек побега собственной головы в урну.
Очень хочется разбежаться и впечататься в стену -
ты влетишь в картон лавки под вывеску «Оранж».
Прошаришь, как росомаха вытаскивает наружу лезвия,
и вспорешь нутро терминала турникета метро.
Ведь это веселый мирок и здесь принято веселиться!
Пинают ноги щприцы, стоит карета реанимации…
Капусту для шаурмы азиаты рубят сверхбыстро,
а вот ты-то так сможешь в свои-то двадцать?
Долбаные наброски разума - очень странные люди,
вы все мне мешаете мысленно снимать гонзо.
Черные птицы над городом, «Теле 2» черные шарики,
куча черных с айфонами, помятое очертание солнца.
Быстро шуруешь мимо лавки с ароматом слоек,
представь на секунду, что этот день замечательный!
Но вокруг под кожу иглы сюжета «Зеленого слоника»,
а салют - в нашу честь будет искрами глазной сетчатки.
Нужно пройти тест на принадлежность пространству,
захотеть мира ближнему, надавать бесам по шее.
В витрине отражается чья-то жопа под кожаным панцирем.
Что ты делаешь тут - это улица, а не гиперборея?
Подозрительность, скепсис, лютое желание экшена,
руки чешутся разжечь, но помнить, плавит огонь изжоги.
Не пертуссин уже, как бы, и еще не люголь, конечно,
я твой убийца – наркотик, и я добрался до твоей крови.
теперь каждая секунда здесь рождает новое измерение -
миллион дверей. Сотни шей застревают на гильотине.
Ты - пятизвездочный мажор, нарезаешь руки свои рулетом,
тебе нравится? Мне тоже. Красный, фиолетовый, синий.
Ты - пьяное быдло, прыгаешь в ванну, прыгаешь с крыши - и похер.
чешется правая - это бабка, левая - Родион Раскольников.
Деревья старше тебя - убегаешь от их мудрого взгляда,
твоя личная кунсткамера полнилась новым персонажем яда.
МDА, MDMA обняли альфаметодол,
кетамин, феназипам, маковая солома, мам, я дома!
Морфин, сироп от кашля,я купил и уже не кашляю!
Прыгать с крыши не так страшно, папаш, я аморфное газообразное!
Белое поле раскрашивается, за мной охотятся филантропы!
ФСБ и докторы, мам, мне жопа! Над веками два помидора.
Ты – мудак, ты – самоубийца, это мой остров, твои личные аборигены,
у меня украли телевизор, теперь я смотрю стену.
10. Дичь
«Слушай, парень! На, держи это удобрение»
говорит Владимир Первый, как по отчеству - не помню.
А я в запое долгом, на теле - в дырках футболка,
носки в сырых кроссовках тают, организм бунтует.
В него кидают самую дешевую жрачку,
его одевают в самые дерьмовые шмотки.
Спасибо стране, она понизила цены на водку -
так легче спиваться и продолжать быть уродом.
По полгода бриться одною кассетой,
работать пять дней в неделю всю лето,
в день позволять себе жрать два раза в сутки.
А вы слышали, плачь моего живота, ублюдки?
Как прекратить покатухи по социальному дну
не расскажет Дейл Карнеги, ни одному бомжу.
И статуса не поднимет пакет сосисок из сои,
таких не в космос берут, а в сторожи антресолей.
В парикмахерской отдав, без малого, пятихатку,
я зарекся не есть фрукты целых полгода.
А разменяв всю зарплату свою на кварплату
я передумал дышать, для экономии кислорода.
Тебе втирают какую-то дичь,
но бизнес превыше! Любишь, не любишь…
Государство позволяет тебе достичь,
через вкус мочи, просветления Будды,
будешь?
(х2)
Конституция - не график уборки туалетов,
пробубнило лицо похожее на любимого президента.
Я проспал пересадку из сегодня в завтра,
говно и в мешке кулинарном не становится сладким.
В метро поездки по проездному чужому,
жую жвачку лишь после квеста за вора.
Две пары обуви мерил в «Ашане» - не подошло,
кусок говядины в супе - мираж, это вообще что?
В сухомятку перепробовав все виды печенья,
Выношу, набив щеки, через кассу орехи.
Большелобый охранник, как маленький большой чиновник,
задумчиво моргая, отпускает грехи виновным.
Я чувствую себя капитаном в Марианской «жопе»,
всем чмоки в этом государственном чате.
Как слепые котята, которых бережет батя,
мы же не справились б сами с нашим богатством!
И это вовсе ни какая ни дичь, мудень!
Репка выросла жирной - так что убирай руки!
Срезай с хлеба плесень, и веселись всем сердцем,
Употребляй-ка удобрение, пока не выдохлось.
Тебе втирают какую-то дичь,
но бизнес превыше! Любишь, не любишь…
Государство позволяет тебе достичь,
через вкус мочи, просветления Будды,
будешь?
(х2)
Тебе втирают какую-то дичь…
Но государство помогает постичь,
вкус оригинального блюда.
11. Cossa cossa
Древоточец прогрызает семейное дерево,
а стоило лишь немножко быть всем мудрее.
Углубляется в недра, кусая материю,
в поисках места схоронения тела.
Зима в отношениях, и праздничный пепел
с бочек ударных резко скинуло сердце.
Сквозняк, одиночество, последняя серия
пустого ситкома, этой кухонной пьесы.
Автобусы к звездам, не дотянут до неба,
обрушатся на земь безымянной кометой.
И смолы - рекою по стволу, по проспекту,
в котором навечно мы остаться хотели.
А узы судьбы, не настолько прочны
оказались, под тяжестью этой весны.
Он шелковый кокон сменил на комья земли,
но дерево так и не явило листвы.
И невзрачная бабочка вывалит крылья,
словно кишки из отвердевшего брюха.
Невзрачная бабочка, всколыхнув пыль,
сделает взмах и полетит на свет люстры.
Останешься кипятить чайник на кухне,
увидишь, как бьется она о поверхность.
Стекла, за которым мечтают очнуться,
стекла, за котором, колотится сердце.
Одиноко шатаются трубы заводов,
смогом своим грея утренний город.
Не мог и представить я, что буду бок о бок
с финалом единства не имевшего срока.
Буравит материю миллион древоточцев,
кору пробивая, направляются к корню.
Семейное дерево, стоит в одиночестве,
между упавших с неба на земь автобусов.
И смолы текут, это память играет
в жестокие игры, на пустынных бульварах.
И смолы текут, а им только осталось
окопавшись землей, превращенья дождаться.
И невзрачные бабочки, вывалят крылья,
словно кишки из отвердевшего брюха.
Невзрачные бабочки, всколыхнув пыль,
сделают взмах и полетят на свет люстры.
Останешься кипятить чайник на кухне,
увидишь, как бьются они о поверхность.
Стекла, за которым мечтают очнуться,
стекла, за котором, колотится сердце.
12. Всех не накажешь
Черный день настал, седовласый мужик злится,
с неба вынул затычку - на землю попадали птицы.
Миллион водопадов превращают халупы в говно,
время обнять капли в воздухе и свалиться в окно.
Черный день настал, нет подключения к интернету,
связь утеряна между землей и солнечным светом,
греческими альфой и бетой, месяцем июлем и летом,
дуодилдо с розеткой, или виска с пистолетом.
V - не значит «вендетта», и даже не значит «Высоцкий»,
через сваи с земли получают влагу высотки.
Гроздья гнева раздуются, сплюнут слюни и сопли,
когда сердечный насос, накачает гелия в мозг.
Мерцает лампа настольная - но то сигналы не S.О.S.,
пути размоет, пассажирский поезд свалится под откос.
Возможно, кто-то умрет, но не в этом загвоздка -
многие ли свою смерть воспринимают серьезно?
Всех не накажешь - им новая жизнь, как спасенье,
отмотай все назад - за понедельником – воскресенье.
Операционные комнаты превратятся в длинный тоннель,
тоннель - в перекресток, на нем будка ГИБДД.
Волноваться не стоит, за превышение рождений и смертей,
нет ксивы наказать, уполномоченный строгать детей,
младший сержант Иванов, разрешите приступить к делу?
Далее - акт рукоприкладства рук и самосожжения тела.
Лампа шлет сообщение мне «Привет, как дела?»,
я отхлебнул от пивка, почесал заросли возле очка.
Черный день наступил, свинцовое небо над городом,
фонари в матовом море, в нем электропроводка тонет.
И даже если не энтомолог, ты наблюдал муки мухи,
седовласый старик тоже немножко шарит в этой науке.
Но покруче конца, получилось только придумать
творчество Андрея Губина и рекламный блок на ютубе.
За вирусы, за члены посреди монитора,
в момент когда искал котятам дешевую клинику для бездомных.
И за ссылки на порно в период попытки духовности
особый респект, четко, получилось оформить!
Стони с миллионами о чудесном суициде-спасении,
правильным мануалом, этот процесс можно ускорить.
Телепорт на новую пати, затарившись новым телом -
это то что в моде, что не стыдно греть на ложке.
Всех не накажешь, если только подогреть пиво,
я - свой собственный сквот, и это моя тесная квартира.
Живет внутри другой, пошире, в ней бухает и дебоширит,
отмотай все назад - небо уже почти синее.
Волноваться не стоит, за превышение говна в голове,
мой паспорт по готовности отправят прямиком в райотдел
полиции. При исполнении, переродился за ширмой.
Младший сержант Иванов, я так рад что вы живы.
Раскладка клавиатуры, что ты творишь ну на сука!
Сервер, что ты молчишь? Пропал звук динамиков.
Удар кулаком по клавишам, удар ладонью по клавишам -
наказание человечеству, за свое бесстрашие.
Не успел сохраниться, как сохранить жизнь проекту?
(на, сука, получай, это тебе за это!)
Не успел защититься от вирусных атак из сетки?
(на, сука, получай, это тебе за это!)
Хотел нажал «свернуть», но мышью щелкнул на крестик!
(на, сука, получай, иди развейся!)
Искал доклад по философии, узнал, как увеличить пенис!
(по философии - двойка, иди убейся!)
13. Ваня
В детстве дядя Ваня не впечатлялся плаванием,
мяч не гонял с друзьями, а сельское образование
ежедневно его погружало лицом в навозную ванну,
в которой он умывался, но держался старательно.
Знакомых своих он люто не котировал сердцем,
как будто, это не люди, а биороботы-лохи.
Он, пожрав после школы, бежал тропинкою в лес,
чтобы там раззорить палкой чье-нибудь логово.
Перебить шмелей? Здорово! Рогатка где? Вот она!
Отлавливал бабочек и протыкал их иголками.
А те, крича, по пальцам хоботком своим хлопали,
умилялся Иван, и лишь сандалем притопывал.
Спустя лет десяток, юнцом усатым он сделался,
оволосела елдень, но в глубине его сердца
все так же был лес, животные и браконьерство.
До пенсии - много песен, молод и полон энергии!
Чтоб на поисках выдр шнырять в тине у берега,
сеткой сковывать рыб и оглушать их о дерево,
прутьями белок пугать, убегать от медведей.
«Это наш монгол-маугли» - звали Ванюшу соседи.
Узкоглазый с рождения поц, тут что уж поделать,
но этот минус на плюс, обратил этакий гений!
Ведь шорох любого пушистого тельца четвероногого
мгновенно распознавался Ваниным суженным оком.
«И за славную свою жизнь, Айван-то успел многое, -
то старикан ностальгировал, и выкуривал трубку.
- Без сына, без дерева, не построил и дома,
но не грустно ему, ведь каков список заслуг!..»
А в достижениях Ивана есть огромная яма,
и в ней труп разлагается всего животного мира.
Абсолютно всего - до калибри и капибары,
но все ж есть одно «но» за которое стыдно.
Гордость лет на скулах, он сидит ковыряя
очередное мертвое тельце, павшее смертью храбрых.
«Он не встречал горностаев, - А такое бывает?
- Такое могло случится только лишь с Ваней».
Его не услышали боги, когда с вершены хребтов
он кричал, и взывал к ним о помощи слёзно:
горы будто б плевали ему в сухое лицо
очередными воронами, дятлами, белками, кошками.
Но вот однажды, когда он рано утром поставил
очередной привет блядский миру четвероногих,
и предвещали грозу птицы разряженной стаей,
он услышал шебуршание чьих-то маленьких ножек.
И сердце заколотилось, его глаза уже стали,
похожи на блестки, кислый сфинктер танец сфристайлил.
Он выпалил со своим акцентом полукитайским-
Полумонгольским: «Это же горностааай!».
Лови его прямо сейчас, покуда след не растаял,
пока тебе старому еще пиздец не настал!
Забудь про деда Мазая, Иван, будь по себе сам,
не прощелкай устами, это же твой горностай!
Монгольский парень без лаптей погнался в припрыжку,
ноги себе протыкая иглами сухой соломы.
Пот стекал по усам, но вот Ваня остановился,
когда сук старого дерева проткнул ему голову.
Кишки, дедуля всем по вкусу пришелся слишком,
лес - ничего личного; ничего лишнего.
14. Погружаясь в себя, возвращайся
В каждом взгляде и в каждом облаке пыли,
в шуме листьев и в мягком пении птиц,
ночью - в лампах, что еще не остыли,
днём - в чертах незнакомых мне лиц.
В коридорных тисках сетей гипермаркетов,
отражении глаз у игрушек обиженных,
промеж строчек стихов, обернутых в бархат,
на всех крышах небоскребов и хижин.
В миллиметрах или на том конце моря,
в диком крике эмоций и шёпоте стен,
в этих желтых деревьях, умирающих стоя,
в бесконечной свободе, в паутине систем.
Где дожди проливные, где навеки пустыня,
Там, где чувства огнем, и где сердце во льду.
В безымянном себе, в буквах женского имени -
в каждом ломаной фразе я тебя жду.
Где теряют года, где теряют минуты,
где вселенная крошится на разные части.
В великанов стране, и в стране лилипутов,
где силен, и где можешь замертво пасть.
На глубинах морей или в гранулах влаги,
где на ощупь идешь или щурясь от света.
В каждой клеточке белой помятой бумаги,
где есть всё, но как будто и нету.
На пустых переулках с холодными лужами,
в свете неба ночного миллионом созвездий.
Поливая бензином, все то, что мне нужно,
высекая искру воспаления в сердце.
Впереди, или может быть все-таки сзади?
Где-то там, или может быть все-таки здесь?
Я глазами ищу тебя, чего ж ради?
Чтобы знать, что ты всё-таки есть.
Погружаясь в себя - возвращайся,
умирая в себе - воскресай.
Я тебя ожидаю обратно.
Просто знай.
Погружаясь в себя - возвращайся,
умирая в себе - воскресай.
Я тебя ожидаю обратно.
Я тебя ожидаю обратно.
15. Тёма Кузёмкин
В твоем списке вкусов на первом месте вишневый,
ты - мастер искажений и извращения слов.
Вместо «тереть», «трать» - только ты так глаголишь,
твои черные локоны фитоняшам, как белый кролик.
Ты завсегдатай тусовок и сна на вписонах,
ты везде вырубаешься, как телефон на андройде.
Твоя улыбка приводит в экстаз всех теток,
беларус-националист, кандидат в безработные.
Прокрастинации маг и гуру рынка «Авито»,
будь воля твоя, я знаю, ты бы отсюда свалил бы
в Зеландию Новую или в легион Французский,
чтобы там всех стрелять с криком: «Я – беларус, бля»
С тобой справляли нужды на Воробьёвы горы,
и на крепость Брестскую и на Марсово поле.
Мы оба в Могилёве слушали от кобры кулстори,
а про лето 10го, я думаю, и говорить не стоит.
Дипломированный физик, ходячий вай-фай роутер,
когда не щемишь днем, то мы всегда тусим здорово!
Здесь главное синхронно кивать головою под музыку,
тебя ничто не грузит - это крутой девайс, юзер!
И сегодня именно так, сегодня звезды сложились:
ты владелец иномарки в исторической части Питера.
Как бы мне хоть на чуть-чуть стать таким же крутым?
Это песня про Тёму, ну а ты НЕ ЗАВИДУЙ.
Кто ж это в клубе уснул за столом?
Дак это ж Тема Кузёмкин, Куземкин Артём.
Это кто ночью бодрый, и такой мертвый днём?
Кузёмкин Тёма, Кузёмкин Артём.
Кратчайшим путем мы с ним не дойдем…
Ведь это ж Тема Кузёмкин, Кузёмкин Артём.
Он любит дельфина и группу Nirvana,
у него в квартире сварился чувак в ванной.
Это он мне нашел продавца микрофона!
Дак кто это, кто? Дак, это ж Кузёмкин Тёма.
Герой все сводок военкомата районного!
Ты про Артёма Кузёмкина? Да, про Кузёмкина Тёму.
