1. Сегодня Ночью Кто-то
2. Пустые Места
3. Кусок Жизни
4. Береги Свой Хой
5. Пепел
1. Никто Из Нас Не
2. Игра Наверняка
3. Аристократ
4. Сыновья Молчаливых Дней
5. Радамаэрл
6. Сентябрь
Об альбоме
В 2013 году компания Bomba Music совместно SoLyd Records представила переиздание всех "естественных" альбомов Аквариума на тяжелом коллекционном 180-граммовом виниле.
Все песни - БГ, кроме Радамаэрл (Б.Гребенщиков, В. Гаккель)
В записи принимали участие:
БГ - голос, гитара,
Сергей Курехин - препарированоное пианино,
Александр Ляпин - электогитара,
Владимир Грищенко - бас,
Петр Трощенков - брабаны,
Всеволод Гаккель - виолончель, бас,
Игорь Бутман - саксофон,
Михаил Файнштейн - перкуссия,
Андрей Романов - флейта.
Альбом записан летом 1982 года в студии Андрея Тропилло в Доме Юного Техника на Охте.
Реставрация и мастеринг - Евгений Гапеев.
При реставрации звука использованы фонограммы
из коллекции Владимира Фрадкина, а также записи, предоставленные студией "Колокол" (www.rockanet.ru),
архив Александра Агеева.
Оформление и фото - Андрей "Вилли" Усов
Краткий отчет о 16-ти годах звукозаписи
Раздел: Воспоминания и мемуары
Дата: 1997 г.
Автор: Гребенщиков Борис
Данный текст представляет из себя внеклассное чтение для тех, кто слушает Аквариум и - по каким-то причинам - хочет узнать о том, как записывалось то, что он слушает. Текст этот ни в коем случае не является "мемуарами", "воспоминаниями" или вообще "художественным произведением"; он - в лучшем случае - развлечение для специалистов; в худшем - наше собственное, и - строго говоря - вообще не имеет смысла. Может быть, это и есть повод его появления на свет, ибо настоящее творчество, как я где-то слышал, не может имееть ни причины, ни смысла, а просто растет себе, как растут деревья.
Табу
Решили, наконец, записать настоящий электрический альбом - те песни, которые игрались нами живьем. Начало '82 ознаменовалось первым концертом реально электрического Аквариума с Ляпиным и Петром (запись этого концерта издана теперь под названием "Арокс и Штер"). Нас (временно) стали литовать, а это значило, что открылся концертный сезон. Но звукозаписи это не отменяло.
За неимением хороших клавиш в молоточки пианино были вколочены канцелярские кнопки. Здесь, как и в половине "Радио Африки", аранжировки и - отчасти - выбор музыкантов многим обязаны Курехину, работа с которым, строго говоря, являлась не работой, а сплошным удовольствием. Где-то в эти же времена были записали "Exercises" с В.Чекасиным и наша собственная "Subway Culture". Думаю, что остальных членов Аквариума немного смущал наш альянс - но что тут было поделать?
Курехин хмурился на "слишком прямо роковую" гитару Ляпина; думаю, что Ляпин с удовольствием играл бы больше, громче и с меньшим количеством фортепианного колочения; мне же (как известному коту Леопольду) хотелось, чтобы все жили дружно, и еще - чтобы альбом получился фантастически хорошим. Поэтому часто приходилось спасаться от страстей на балконе студии, где, по этому случаю, и написался в период записи "Табу" "Рок-н-Ролл Мертв". Но, когда это странное сочетание срабатывало (а надо сказать, что оба они, на самом деле, с большим уважением относились к музыкальным способностям друг друга) - оно срабатывало на 100%.
Жалко, что на магнитофоне кончилась пленка, когда писали "Сыновей Молчаливых Дней" - нас остановило только это. И, естественно, чтобы сбалансировать общую картину, "Табу" завершается толкиновской кодой ("Радамаэрл").
А. Кушнир "100 МАГНИТОАЛЬБОМОВ СОВЕТСКОГО РОКА"
Аквариум Табу
«Табу» буквально сразил всех своим напором и энергией.
Это была первая студийная работа «Аквариума», в которой группе удалось полноценно воплотить все нюансы электрического звучания - резкого, мощного, а в отдельных местах - стервозно-истеричного.
Судя по всему, еще во времена «Треугольника» Гребенщиков понял, что, подключая к студийной работе новых музыкантов, можно кардинальным образом менять саунд «Аквариума», получая взамен халявной хиппистской акустики многокрасочную звуковую палитру в диапазоне от хард-рока до new wave и реггей. Возможно, именно за счет «свежей крови» приглашенных на «Табу» музыкантов звучание альбома в сравнении с предыдущими работами группы оказалось наименее «аквариумоподобным».
Неоценимую роль в формировании нового звука сыграл Сергей Курехин, начавший сотрудничать с «Аквариумом» еще в период «Треугольника». С его приходом значительно возросли музыкальные требования как к членам группы, так и к уровню предлагаемых аранжировок. И если Гребенщиков более или менее четко представлял себе конечный результат, то Курехин знал, каким именно способом этого результата можно добиться.
В свою очередь Гребенщиков, отчаянно пытавшийся расширить арсенал того, что можно было бы сделать в рамках «Аквариума», в технической реализации собственных идей безгранично доверял Курехину. Дело доходило до того, что Сергей мог одобрять или не одобрять определенные гармонические ходы и если они ему не нравились, то композиции переделывались.
Благодаря подобному органичному разделению обязанностей период 81-83 годов оказался для «Аквариума» наиболее продуктивным в контексте музыкальной эволюции группы.
«Я не знаю людей, которые поглощали тогда большее количество музыкальной информации,
чем мы с Гребенщиковым, - вспоминал впоследствии Курехин. - Мы максимально интересовались всем новым, что происходило в музыке, - джаз, ретро, народная музыка и, конечно же, весь рок. Любая интересная информация, которая попадала в поле нашего зрения, немедленно переписывалась на магнитофон. Поэтому все друзья-иностранцы, которые собирались к нам в гости, прекрасно знали, что везти с собой - виски, New Musical Express и всю новую музыку».
Реформы, явно или неявно проведенные Курехиным внутри группы, оказались далеко не безобидными. Старый «Аквариум», подаосски относясь к собственной деятельности, чисто физически не мог избавиться от расслабленного подхода к записям и репетициям.
Поэтому Курехин, скептически оценивая музыкальный потенциал отдельных членов коллектива, решил не рисковать и пригласил на запись «Табу» опытного басиста Владимира Грищенко (экс-«Гольфстрим») и совсем еще молодого Игоря Бутмана (саксофон), в уровне которых он не сомневался. Курехину достаточно было написать им приблизительные гармонии, после чего все партии баса и саксофона оказывались сыгранными максимум со второго раза.
Странную на первый взгляд компанию новобранцев дополнили гитарист Александр Ляпин и Петр «Губерман» Трощенков, периодически подменявший своего барабанного гуру Евгения Губермана за ударной установкой в валютном баре одной из ленинградских гостиниц.
Ветераны группы Михаил «Фан» Васильев и Андрей «Дюша» Романов временно оказались не у дел и устроились на лето подрабатывать в каком-то ларьке продажей астраханских арбузов.
Таким образом, из классического состава «Аквариума» в сессии, помимо Гребенщикова, принимал участие лишь виолончелист Сева Гаккель. Неудивительно, что название «Аквариум» было вынесено на обложку с оправданным в своей неопределенности знаком вопроса.
Изображение на обложке самого БГ выдает его тогдашние симпатии к «новым романтикам» - начиная от челки и слегка нелепого плаща и заканчивая импрессионистской по настроению фотосерией Вилли Усова на развороте альбома. Любопытно, что увлечение Гребенщикова электронной волной в духе Ultravox, OMD и Нuman League почти не отразилось на аранжировках «Табу». К примеру, одна из сильнейших композиций «Пепел» первоначально планировалась как чисто синтезаторная пьеса, сделанная в минималистской манере Гэри Ньюмана, но при данном наборе аквариумовских инструментов практическая реализация этой идеи выглядела утопией. Не случайно Курехин как-то обронил: «новая романтика» - это, прежде всего, большие деньги».
...Основу «Табу» составили песни, написанные Гребенщиковым в конце 81-го года и ставшие базисом той электрической программы, с которой «Аквариум», несмотря на всевозможные запреты, довольно часто выступал на подпольных концертах в Москве и Ленинграде.
К моменту записи альбома каждая композиция из «Табу» уже неоднократно была обкатана живьем, причем с каждым последующим выступлением песни звучали все более завершенно - развитие аранжировок плавно скользило в сторону канонической студийной версии. Если сравнивать между собой концертные бутлеги «Аквариума», датированные январем и июнем 82-го года («Арокс и Штер» и «Электрошок» соответственно), нельзя не обратить внимание на существенный прогресс, произошедший в ансамблевом звучании группы за эти полгода. Другими словами, к началу работы над «Табу» «Аквариум» находился в довольно приличной форме.
Чуть ли не единственным затруднением, связанным с адекватной фиксацией электрического звука в студийных условиях, была «проблема Ляпина». В свое время Ляпин закончил музучилище по классу скрипки, а перейдя на гитару и став виртуозным гитаристом, полюбил играть много и громко. Будучи поклонником утяжеленной блюзовой музыки, он предпочитал затянутые соло а-ля Хендрикс - с гитарой, пропущенной через самодельную жестяную примочку и дающую на выходе чудовищный хорус. Чтобы ляпинская манера игры хотя бы частично вписывалась в общую концепцию альбома, Гребенщиков давал ему возможность по максимуму «отрываться» на концертах, но в студии периодически вел с героем хард-роковой гитары душеспасительные беседы на темы минимализма в музыке. Время от времени подобное политпросвещение давало определенные результаты.
В отличие от большинства студийных работ «Аквариума», концепция и драматургия «Табу» оказались на удивление мало замаскированными. Сам альбом начинался с телефонного звонка по признанию БГ, конкретному человеку, близко с ним связанному.
Тональность звонка определяла характер альбома и, по существу, являлась еще одним ключом к нему. Говорят, что тот несостоявшийся телефонный разговор в какой-то степени определил будущее Гребенщикова.
Первая половина альбома представляла собой блок неожиданно жестких композиций, в котором, с точки зрения Гребенщикова, «гитара и пианино решают, кого из них должно быть больше».
Вторая сторона «Табу» - удивительно точная фиксация атмосферы «молчаливых дней» - с мрачными дорзообразными клавишами, воем саксофона и плачем гитары, заставлявшими поверить в реальность ситуации, когда «никто из нас не выйдет отсюда живым». Нетипичную для «Аквариума» динамику разбавляли два номера в стиле реггей и мягкая акустическая зарисовка «Радамаэрл» в финале.
...Сессия «Табу» происходила в июне-июле 82-го года в студии Тропилло на два двухканальных магнитофона Studer, выцыганенных Андреем Владимировичем на лето у ленинградского отделения «Мелодии». Альбом записывали с одним наложением, а каждую композицию делали максимум в два дубля. Переигрывались лишь самые криминальные фрагменты, причем иногда не удавалось сделать и этого. К примеру, композиция «Сыновья молчаливых дней», изначально планировавшаяся минут на десять, в итоге получилась значительно короче. Со слов музыкантов, «теоретически она могла быть длиннее, законченнее и лучше», но у Тропилло в тот момент закончилась пленка и поэтому на оригинале в конце песни следует обрыв.
В «Пепле» оказался слегка завален вокал - во многом из-за того, что музыканты считали, что голос не должен заглушать инструменты.
«Музыканты знали тексты песен наизусть, и им казалось, что все вокруг слышат слова, - вспоминает Тропилло. - Обычно я выдерживал их давление, но на «Пепле» они взяли надо мною верх. В результате через несколько лет при обработке оригинала для пластинки «Red Wave» мне пришлось применять искусственный прием.
На первой строчке каждого куплета «Пепла» я поднимал регулятор громкости на вокале на 6 децибел - чтобы первый удар мог зацепить ухо в направлении голоса».
Примечательно, что спустя шесть лет после выхода «Табу» Гребенщиков совместно с Дэйвом Стюартом в одной из студий Лос-Анджелеса записал еще один демо-вариант «Пепла», на котором лидер Eurythmics сыграл настолько эффектное гитарное соло, что БГ, по его словам, «был сдут в пять минут».
...Ряд композиций, записанных «Аквариумом» на сессии «Табу», в альбом так и не вошли. Особо сильные разногласия возникли в отношении песни «Сентябрь», сыгранной музыкантами вживую без всяких наложений и которую Гребенщиков решил в «Табу» невключать. В свою очередь, Тропилло, обычно предельно корректный в вопросах творческой свободы, на этот раз отступил от правил и по собственной инициативе дописал «Сентябрь» в «хвост» альбома.
Но, по большому счету, не эти события определяли атмосферу работы. Ближе к концу записи в студии возникла нервная обстановка, истоки которой скрывались в желании каждого из музыкантов вывести на первый план именно свой инструмент.
Пиком вкусовых конфронтаций стало столкновение взглядов Курехина, проповедовавшего утонченную околоджазовую эстетику и стремившегося к доминированию в альбоме клавишных партий, с хард-роковой идеологией Ляпина. У Курехина, который уже тогда отличался филигранной техникой исполнения, была на вооружении теория о том, что танцевальную музыку в любых ее проявлениях не стоит играть в принципе. В свою очередь, Ляпин был упертым кондовым рок-н-ролльщиком и, несмотря на то что на дворе стоял 82-й год, терзал свою гитару в духе вудстокских подвигов Элвина Ли. В итоге Ляпин и Курехин уже вполне открыто стали несовместимыми персонажами в стенах одной студии и на «Радио Африка» свои партии записывали порознь.
«Я выступал в роли примирителя, заодно пытаясь петь», - вспоминает Гребенщиков, который впоследствии неоднократно называл данный альбом «назойливым» и «кривобоким». Общий баланс звука между пианино и гитарой выстраивался раз за разом с немыслимыми боями. Патологическая напряженность в студии автоматически обусловила явную истеричность саунда, которой, по первоначальным замыслам, там не должно было быть. У того же Гребенщикова «ощущение музыки было несколько спокойнее», его идеалу скорее соответствовали «Сыновья молчаливых дней» и «Аристократ», чем боевики типа «Сегодня ночью кто-то...» или «Пепел». Несмотря на всевозможные компромиссы, внутренние разногласия на завершающей стадии сессии сделали процесс записи совершенно неуправляемым. Пожалуй, именно подобная атмосфера и привела к рождению того удивительного драйва, который присутствует в «Табу» на большинстве композиций.
Закономерно, что такой нервный надрыв не мог пройти совершенно бесследно. Чуть ли не впервые за всю историю тропилловских сессий Гребенщиков был доведен до сильнейшего психологического перенапряжения, в результате чего, сидя в студии «в состоянии крайнего кризиса», прямо на балконе за один вечер написал одну из самых одиозных композиций «Аквариума» «Рок-н-ролл мертв».
Это было не просто жизненное наблюдение. Это была прямая реакция на запись «Табу».
