Anti_ghost · 11-Янв-14 00:37(10 лет 11 месяцев назад, ред. 11-Янв-14 12:53)
В. И. Ленин в поэзии рабочих (сборник литературно-художественных материалов для рабочих клубов) Год: 1925 Автор: Мих. Скрипиль и Орест Цехновицер (сост.) Жанр: история Издательство: Ленинград: Издательство книжного сектора Губоно Язык: Русский Формат: PDF Качество: Отсканированные страницы + слой распознанного текста Интерактивное оглавление: Нет Количество страниц: 107 Описание: «Настоящий сборник является сборником фабрично-заводской поэзии, посвященной памяти В. И. Ленина. Только отчасти в него вошли литературные произведения крестьян и красноармейцев.
Побудительной причиной составления этой книги явилось наше глубокое убеждение в том, что в этой поэзии пролетариат подчас в простых и малоценных в формальном отношении произведениях дается идеологически выдержанный образ В. И. Ленина. В этом, в противоположность всей остальной художественной литературе, посвященной В. И. Ленину, глубокое историческое значение этого материала.
Два слова об истории составления этого сборника. Мы просмотрели архивы „Красной Газеты“ и „Ленинградской Правды“ и из груды брошенного материала выбрали ценные для нас литературно-художественные произведения рабочих о В. И. Ленине. Мы пересмотрели также ряд старых газет, собрали произведения из литературных кружков, имеющихся на фабриках и заводах, и отчасти использовали уже бывший в печати материал.
Наш сборник может быть использован для проведения в рабочих клубах литературно-художественных вечеров, посвященных В. И. Ленину.
Статьи „Образ Ленина в современной художественной литературе“ и „В. И. Ленин в поэзии рабочих“, при условии использования библиографического указателя, должны лечь в основу доклада об образе В. И. Ленина в современной художественной литературе. Этот доклад один из моментов вечера.
Хрестоматийный материал кроме доклада может быть использован для коллективного чтения, составления сценической композиции и проч.
Отдел лозунгов и плакатов преследует цель дать примерный материал как для внешнего украшения стен клуба, так и для Ленинских уголков.
Наконец, библиография музыкальных произведений, посвященных В. И. Ленину, должна помочь выбрать музыкальные номера для иллюстрирования других моментов вечера.» Мих. Скрипиль и Орест Цехновицер „Ленин в поэзии рабочих (сборник литературно-художественных материалов для рабочих клубов)“ (1925) К XIII СЪЕЗДУ Р.К.П.
скрытый текст
Ленин умер. Да здравствует Ленин
В мыслях трудящихся масс!
Заветам его пролетариат не изменит.
Привет XIII Съезду: в добрый час!
Эй, батальоны мозолистых рук,
Не время хныкать и горевать,
Теснее сплотитесь в круг:
Дело Ленина будем кончать!
Пусть не торжествует алчный вампир -
Мы коллективными силами,
Железной когортой обновим мир,
Покончим с кровавым насильем!
Грохочите громче тяжелые молоты,
Стучите в такт миллионам сердец -
Мы Ленинским воротом
Свернем на скорый конец.
Капитал свой последний кутит карнавал.
Трепещите фашисты и убийцы из-за угла.
Не вам удержать 9-ый вал
И взрывы пролетарского тигла.
Смерть буржуазной тлени,
Долой мировой паразитизм,
Нашим знаменем будет - Ленин,
Наша программа - ленинизм!
Рабочий И. Тыванюк Из глаз моих слезы лилися.
Не знал я, - что бы сказать.
Печальные вести неслися.
Я стал потихоньку рыдать... „Красная звезда“, No 24. 27 января 1924 г.
Anti_ghost
Спасибо! Шедевр, однозначно. Интересно, что Орест Цехновицер стал впоследствии доктором филологии и возглавил кафедру русского языка и литературы. Т.е. работа задумывалась как серьёзный научный труд. По некоторым данным была запрещена и изъята из библиотек.
Wal-ker
Спасибо! Не знал про докторство Цехновицера. В общем-то, вполне естественно для представителя "львиной" интеллигенции принять участие в формировании "руссо-советской" культуры и составить кадры "народной" интеллигенции, "кующие пролетарским молотом" образованщину из крестьян. Вспомнилось, что писал Сергей Германович Пушкарёв: "От резолюций, порицающих захват власти большевиками, им было ни тепло, ни холодно, но положение “советской” власти в конце 1917 и в начале 1918 гг. было весьма шатким ввиду отсутствия у нее военной силы, помимо буйной толпы балтийских матросов и текучих красногвардейских отрядов. Старая армия развалилась, Красная армия еще не была создана, а между тем, по всей стране вспыхивали антибольшевистские восстания.
Тогда на помощь Ленину явился 30-тысячный корпус (9 полков) латышских стрелков. В течение первого года советской власти они составляли надежную ленинскую лейб-гвардию, охраняли Кремль и, по приказам наркомвоенмора Троцкого, метались по всей стране — от Белоруссии до Урала и от Белого до Черного моря, — подавляя антибольшевистские восстания, и своими штыками и пулеметами принуждали русское население в селах и городах признать “свою родную советскую власть”; 6 июля 1918 года латыши подавили в Москве восстание левых эсеров которое чуть-чуть не опрокинуло “советскую” власть (при нейтралитете русских полков московского гарнизона)." Или таким способцем ковать "надёжные партийные кадры" и "лучшего мелодиста страны Советов".
У Юрия Елагина в "Укрощении искусств": "В 1934 году была принята к постановке комедия Шекспира «Много шума из ничего». Подыскивая подходящего композитора, мы обратили внимание на совсем еще молодого Тихона Николаевича Хренникова. Хренников только что окончил композиторский факультет Московской консерватории и впервые выступил перед московской публикой со своей Первой симфонией. Симфония произвела хорошее впечатление своей свежестью и искренностью. Автор был, без сомнения, талантлив. После некоторых колебаний мы решили его пригласить. Решающим моментом оказалась его молодость: ему было тогда всего 22 года. Мы давно хотели завязать тесные деловые отношения с очень молодым и очень талантливым композитором, который мог бы, формируя свой творческий стиль, воспринять и кое-что из особенностей стиля нашего театра, с тем чтобы в дальнейшем вступить с нами в длительный творческий союз.
Когда этот веселый крепкий паренек с курносым русским лицом и с хитроватыми маленькими глазками появился у нас за кулисами, он сразу всех обворожил. Через несколько дней он был на «ты» чуть ли не со всем театром, хлопал по плечу заслуженных артистов и разгуливал по коридорам, держа за талию наших девушек. От него распространялась атмосфера здоровья, непосредственности и неподдельного веселья. Наш театр ему, видимо, очень понравился. Возможно, он впервые в жизни встретил сразу такое большое количество интересных и интеллигентных людей. Одним словом он приложил все старания, чтобы стать «своим» у нас, и ему это скоро удалось. Особенно потому, что музыка, которую он начал писать для «Много шума из ничего», была очень хороша и прекрасно подходила к спектаклю. В этой музыке было много неожиданно тонко и со вкусом написанных стилизованных старинных танцев и веселых задорных песенок. Гармонии были свежи и достаточно модернистичны. Инструментовка была мастерская. Чувствовалось явное влияние Шостаковича, да и сам Тихон Николаевич («Тишка», как мы его начинали звать) этого не отрицал.
– У меня два бога, – говорил он часто, усаживаясь за рояль, – Чайковский и Шостакович.
Как и большинство недавних студентов, жил он не то в общежитии, не то в какой-то комнатушке вместе со своей бабушкой, где-то на окраине Москвы. И вот, желая помочь Хренникову создать нормальные условия жизни, наш театр нашел для него очень хорошую комнату с роялем в театральном доме, в квартире одной из наших актрис – Ксении Г.
Ксения была вдовой одного из самых выдающихся вахтанговских актеров, и, ввиду заслуг ее покойного мужа перед театром, за ней была закреплена прекрасная квартира, в которой жила она теперь совершенно одна. Хренников въехал в свою новую комнату и быстро в ней акклиматизировался. Первое время он жил с хозяйкой весьма дружно, и оба они были довольны друг другом. Тишка играл целыми днями на рояле, пел, сочинял. Хозяйка смотрела на него с уважением, смешанным с восхищением, ухаживала за ним и создавала для него то, что называется «идеальной творческой обстановкой». Эта идиллия продолжалась несколько месяцев. Но затем Хренников сделал то, что часто делают молодые люди, которые живут в хороших комнатах и имеют «идеальную творческую обстановку»: он женился.
Если бы он женился на своей квартирной хозяйке, то вся композиторская, да и всякая иная его биография пошли бы по совершенно иному руслу, чем они пошли впоследствии. Возможно, из него получился бы выдающийся композитор, во всяком случае данные для этого у него были. Но Хренников женился не на своей очаровательной квартирной хозяйке, а на совершенно другой женщине. Он женился на Кларе Вакс.
Об этой, в своем роде бесспорно замечательной, особе стоит сказать подробнее.
Летом 1930 года в доме отдыха московских ученых в Болшеве под Москвой я встретил впервые Клару Вакс. Ей было тогда не больше двадцати лет. Худенькая женщина, с бледным узким лицом, с тонким ртом – она не была красива. Ее грустные глаза удивительно не вязались с саркастической и ядовитой манерой ее разговора. Вечно старалась она кого-нибудь уколоть. Она была умна – умом острым и злым. Была она кандидатом партии.
В то время, когда я с ней познакомился, Клара только что развелась со своим вторым мужем и вышла замуж за третьего – начинающего литературного критика Тарасенкова – белобрысого курчавого паренька лет двадцати двух. При всей неустойчивости и кратковременности своих увлечений и некотором бесспорном легкомыслии, Клара влюблялась в своих мужей страстно и сейчас же начинала делать им карьеру. О, эта женщина просто гениально умела делать карьеру своим мужьям! Все средства пускала она в ход, не брезгуя ничем. Все ставила на одну карту и всегда добивалась своего. И ведь не какую-то там литературную, или музыкальную, или научную захудалую карьеришку. Такой мелочью Клара не интересовалась. Она делала из своих мужей больших партийных руководителей, крупных советских карьеристов государственного масштаба, суровых твердокаменных большевиков, беспощадных разоблачителей всех и всяческих врагов советской власти, верных слуг партии и советского правительства.
Для этого она прежде всего начинала с обработки самого мужа. Быстро и ловко удаляла она все ненужные моральные преграды, которые, увы, все еще часто отягощают ненужным грузом совесть многих смертных. Затем Клара внушала своему избраннику, что именно он является самым великим и гениальным человеком в Советском Союзе (кроме, конечно, товарища Сталина). Когда вся эта подготовка была проведена, тогда уже вступали в бой партийные связи, намечался точный план действий, и очередной Кларин муж начинал с фантастической быстротой карабкаться по советской карьерной лестнице. Ведь совсем еще недавно был Тарасенков скромным студентом-комсомольцем Литературного института. А вот он уже и в партию пролез, и в Союз писателей, и еще там в какую-то группу, которая как раз начинает забирать высокий полет и заворачивать большими делами. А вот выступил он на какой-то конференции с суровой критикой и беспощадными обличениями видных советских писателей. И ведь что удивительно: как раз в точку попал! Как раз обличил того, кого требовалось. Вот уже и в «Правде» о нем написали. А вот уже и он, Тарасенков, в «Правде» написал статейку и в ней разнес уже совсем в пух и прах лучших советских поэтов. Ай да Тарасенков! Вот его уже и в правление Союза писателей выбрали, и в редакции двух больших журналов пригласили. Уже трепещет всё от одного вида свирепого советского критика Тарасенкова. Велик Тарасенков! С гранитных неприступных марксистско-ленинско-сталинских позиций громит он формалистов, космополитов, конструктивистов, натуралистов, разоблачает буржуазные вражеские влияния в советской поэзии.
Ловко орудует Тарасенков партийной дубинкой – летят клочья от поэтов и прозаиков. Но ведь, заметьте, как ловко и лавирует он на опасных изгибах генеральной линии: вот и похвалил кого-то, кого только еще недавно в порошок стер; вот и по плечу кого-то похлопал и сказал несколько теплых слов какому-то формалисту. Оказывается, это был не настоящий формалист, а так – слегка сбившийся с путей праведных социалистического реализма. И ведь опять верно! Как раз и в «Правде» написано о «бережном отношении к нашим литературным кадрам»… А вот надо Тарасенкову и в тень на время отойти, с тем чтобы немного позже еще более активно вылезти на самую что ни на есть столбовую дорогу литературной политики советской власти. А за всем этим стоит умный, расчетливый, талантливый и преданный режиссер – Клара Вакс.
Сейчас Тарасенков – один из первых литературных критиков Советского Союза. Сделав блестящую карьеру своему мужу, Клара обычно разводилась с ним и выбирала себе следующего. Конечно, этот следующий должен был носить в себе зародыши своего большого будущего, т.е. быть попросту способным человеком. Чем способнее был муж, тем больше было у него возможностей. Вот только как быть с совестью? Вдруг попался бы Кларе какой-нибудь совестливый чудак с «моральными преградами» из чересчур твердого материала, предпочитающий путь скромного честного специалиста блестящей карьере партийного громилы? В этом была, конечно, известная опасность и риск. Но велика власть умной жены над совестью мужа! В конце концов, Клара ведь не посылала своих мужей грабить государственный банк или устраивать покушение на товарища Сталина. Наоборот. Она как раз делала из своих мужей великолепных большевиков, за которых ее должен был бы благодарить как раз сам товарищ Сталин.
И вот Клара еще один раз вышла замуж – за Тишу Хренникова. На этот раз ей определенно повезло. Ее новый муж был не только просто способный малый, но и по-настоящему талантливый человек. Возможности открывались интересные и заманчивые.
Тишка с семьёй Клары Вакс (1937) После своей женитьбы Тишка начал меняться у нас на глазах. Быстро исчез его товарищеский тон со всеми нами. Появились солидность и важность во всей осанке. Ходить и двигаться стал он значительно медленнее. Уже неловко стало к нему обращаться «Тиша» – начали его мы все звать Тихоном Николаевичем. Разговаривать он стал все больше с народными да с заслуженными артистами, а к нам в фойе оркестра и вообще перестал заходить. Его квартирная хозяйка – Ксения Г. – как-то сразу прекратила свои восторженные рассказы о своем талантливом жильце и, в ответ на вопросы о молодоженах, отмалчивалась с каким-то испуганным видом. Вскоре она мне сказала, что Клара, а за ней и Тихон Николаевич перестали с ней разговаривать и даже здороваться, придравшись к какому-то пустяку на кухне. Еще через несколько дней я вошел в наш театральный буфет и был поражен видом плачущей Ксении, которую с сочувственным и возмущенным видом обступили наши актеры.
– В чем дело? – спросил я.
– Выселяют. Тихон Николаевич и Клара выселяют меня из моей квартиры, – сквозь слезы произнесла бедная женщина. – Уже и ордер достали от жилищного управления и какие-то бумажки из ЦК партии и из Союза композиторов. Плохо мое дело. – Ксения разрыдалась.
Оказывается, Хренников успел уже вполне созреть и осознать собственное величие, а посему и решил, что в советском государстве не может быть такого возмутительного положения, когда одинокая и ничем не выдающаяся актриса имеет всю квартиру в своем распоряжении, а он – талантливейший молодой советский композитор, краса, гордость и надежда советской музыки – занимает, вместе со своей супругой, одну только комнату. Посему пошел Хренников по всяким высоким партийным и советским учреждениям строчить доносы и лить грязь и клевету на бедную Ксению. В своих доносах композитор Хренников доказывал как дважды два – четыре, что надлежит немедленно выселить эту ничтожную, зловредную и морально разложившуюся женщину, имеющую к тому же, как оказывается, и антисоветский душок в своих мыслях и высказываниях, дочь фабриканта и вообще сомнительного социального происхождения, словом – элемент чуждый в политическом отношении.
В самом нашем театре пошел Тишка вместе с Кларой к нашей директорше – Ванеевой – старой и глупой партийной даме – и в парторганизацию – к парикмахеру Ване Баранову и, как ни странно, вполне их обоих убедил, что, с точки зрения интересов партии и советской власти, надлежит безусловно выселить актрису нашего театра из ее собственной квартиры в нашем театральном доме и отдать эту квартиру Тишке Хренникову и Кларе.
Но ошиблась Клара!
Не «разведала силы противника» достаточно хорошо. Допустила огромный промах, прямо для нее непростительный. Просмотрела она товарищескую солидарность вахтанговцев, а главное, их безграничные связи, которые в то время (в 1936 году) были еще вполне на высоте. Да и Лев Петрович Русланов был тогда еще жив. За Ксению вступился весь театр, как это всегда бывало в таких случаях. Кто-то из наших руководителей съездил куда следует, и сразу потеряли все хренниковские бумажки свою силу и свое значение. И на следующий день Лев Петрович выселил Тишку и Клару при помощи своих дворников. Просто вот так пришли эти два дворника в белых фартуках к Кларе и Тишке в комнату и сказали:
– Так что Лев Петрович приказали вам выметаться из квартиры и чтобы к вечеру тута ваших вещей и духу не было. А то, сказали Лев Петрович, придут милиционеры и плохо будет…
А на следующем художественном совещании наш председатель Куза предложил нам всем не пускать и на порог нашего театра этого прохвоста Хренникова.
И мы все с радостью приняли это предложение.
А директорша наша – толстая партийная дама Ванеева – приятельница Ленина – потеряла свой последний авторитет и последние остатки уважения у нас всех после этой скверной истории и вынуждена была вскоре уйти из театра.
Для Клары все это было серьезным поражением. Но разве могло ее это обескуражить и сбить с намеченного пути? Конечно, нет. Она, как и всегда, добилась своего и, в конце концов, сделала из талантливого, веселого, простого паренька всемогущую руку Политбюро в музыке, зловещего музыкального жандарма, может быть, самую мрачную фигуру за всю историю русской музыки."
