Пианино / The Piano (Джейн Кэмпион / Jane Campion) [1993, Франция, Австралия, Новая Зеландия, драма, мелодрама, BDRip] DVO + Original + Sub (Rus, Eng, Eng SDH)

кому понравились, можно посмотреть здесь http://www.liveinternet.ru/community/1726655/post255557233/

Эта стихия всегда приводит в восторг, поглощает, волнует, останавливает на мгновение сердце, чтобы оно забилось потом вновь, но уже другим…
Основное действие фильма происходит в окружении именно сцен, связанных с Океаном. С Океана началось и Океаном и закончится. А в середине – океан чувств.
Символически, Океан – это же не только стихия Воды, но и Музыка, музыка чувств, музыка Любви…
Музыка, исполняемая главной героиней, рождена ее мятущейся душой, это не музыка, гармонизирующая душу и тело, а своеобразный выплеск её душевных переживаний, задавленных, нереализованных желаний. А потому ей так трудно без пианино, оставленного на берегу Океана. Одна музыка рядом с другой…. Стихия и её инструмент…
Но может, создавшиеся обстоятельства учат Аду стать другой? Но нет… она даже во сне не находит покоя, продолжая «выплескивать» глубоко запрятанный, замурованный на день, свой океан чувств. А когда «музыкальный» океан чувств сменился «чувственным» океаном (разбуженными и уже неуправляемыми желаниями), она также во сне «выплескивает» его, лаская своего мужа, у которого хватило благородства и физических сил в тот момент не пользоваться этим её лунным состоянием. Но он просто человек, который всё- же не справляется со своими эмоциями, и мы знаем, чем всё это закончилось – чудовищной кровавой сценой. Опомнившись, он предлагает Аде и Бейнсу уехать.
А что же Ада? Лишившись пианино, она соглашается на унизительную сделку, лишь бы вернуть инструмент, ибо он – отдушина, гасящая волны её мятущейся души.
Странное поведение Бейнса, сначала «изучение» ее взглядом, потом - его легкие прикосновения к ней, какие-то магические практики с инструментом (обтирание его своей одеждой, чувствуется влияние маори, вспомним сцену детей и деревьев) и лишь затем - его постепенное, шаг за шагом раздевание её… Это как умело расставленные ловушки, в которые добровольно попадает жертва… И вот, последняя захлопнулась…И как- будто некого винить… такова была сделка…
А что же Бейнс? Почему происшедшее не приносит удовлетворение? «Из-за нашей сделки, вы стали шлюхой, а я – мерзавцем. Я хочу, чтобы вы меня любили, но вы не можете». И он отказывается от женщины, которая стала для него по настоящему любимой, а не только желанной, и возвращает пианино. Ибо сделка не может быть фундаментом для настоящей любви.
Но разбуженную женщину нелегко остановить. Замки сняты, на лице появилась улыбка, и звучит уже не голос пианино, а задорный смех, жизнь, так долго дремавшая в ней, проснулась и ищет выхода. Пианино больше не нужно, ибо музыка - теперь она сама. «Моё желание выбрало жизнь».
Оба Океана соединились… Стихия и её инструмент…
В фильме звучит музыка Майкла Ньюмана – английского композитора-минималиста, известного по фильмам Питера Гринуэя. Если честно, она мне не близка. Её монотонность, не гармоничность, приземленность… Но в фильме «Пианино» она на месте, так как отражает именно то, что и наполняло душу нашей героини, мятежный океан чувств. И только в конце фильма музыка становится более гармоничной, как и Ада, которая обрела себя и успокоилась …

БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДСКОГО ВОКЗАЛА
ВЛАСТЬ И ЛЮДИ
26.02.2004
Яков Захарович Астановский воевал на машине-амфибии марки «Форд». По нему «работали» пикирующие бомбардировщики.
Так что в декабре 2003-го с ним случилось не самое страшное. Даже можно сказать, ничего не случилось. Пустяк. Но запало в душу. Астановский познакомился со спецификой работы нашей таможни. Ветеран пытался провезти с собой в Финляндию пианино.
В Финляндии у Якова Захаровича оказалась дочь. А пианино ранее принадлежало его супруге Оде Сергеевне. В общем, ценность и реликвия. Дочь Нину бросало по свету вследствие ее замужества за американским дипломатом. В прошлый раз Нину забросило в Папуа — Новую Гвинею. А потом повезло — мужа направили в Финляндию. Яков Захарович обговорил детали с грузчиками мебельного магазина в своем Фрязине, а также с шофером. Пианино было доставлено на склад Ленинградского вокзала. Тут-то и произошли все унижения. Потом дочь даже плакала и вставала перед папой на колени. Она имела в виду, что обошлась бы и без пианино.
Яков Захарович Астановский хотел все оформить как надо. Он пришел в отдел таможни у Казанского вокзала. Там его принял начальник отдела Иванов. Это была уже третья их встреча. Яков Захарович когда-то был батальонный разведчик и знал, как это важно — все выяснить. При первой встрече Иванов ему объявил, что придется платить пошлину в 25 тысяч рублей (полная стоимость пианино). Ко второй встрече Яков Захарович разведал, что слово «тысяч» — лишнее. 25 рублей. Иванов признался, что да, именно так.
Иванов посоветовал деду обратиться к брокерам. Эти частные специалисты (размещенные в предбаннике) помогают обойти подводные камни. Это стоит четыре тысячи рублей. Ветеран не понял, зачем брокеры, когда и так все ясно. У него была справка из Министерства культуры, что пианино не представляет музейной ценности. Были виза и билет. Были два ордена Красной Звезды. Были две дочери, две внучки, внук, квартира во Фрязине. Да он вообще не был обижен жизнью. Зачем еще брокеры? И вот когда до отхода поезда осталось два дня, ветеран стал понимать, как необходимы людям брокеры. Иванов направил его в отдел таможенного досмотра. Яков Захарович спустился в переход, преодолел его, пришел куда надо. Там его огорошили. Ему сказали о невозможности досмотра его пианино. Оказалось: таможенники не досматривают пианино на Ленинградском вокзале. А досматривают их только на Казанском. Якову Захаровичу посоветовали доставить пианино на склад Казанского вокзала. Он удивился, потому что начальник Иванов сказал: везите на Ленинградский. «Доставьте на Казанский: мы его досмотрим — доставите обратно», — твердили таможенники. Дед сказал, что это абсурд. В общем, он отказывался понимать простые вещи. Будь Яков Захарович брокером, следовало признать его негодным. Но его учили на пулеметчика.
Астановский попал в батальонную разведку. Перед вылазкой всем налили водку. Поскольку Астановский никогда не пил, то осмелел. На железнодорожной насыпи, где шла линия фронта, он встал на ноги. Этого никто не ожидал. Его одновременно дернули за сапог (товарищи) и обстреляли из пулемета (неприятели). Также Астановский лежал в окопчике на той стороне Одера, создавая отвлекающий эффект. К тому же он болел желтухой. По нему промахнулись пикирующие бомбардировщики. Амфибия, забравшая обратно, была подбита у нашего берега. Астановский выкупался, доплыл, заснул во всем мокром у костра. Врач назавтра спросил: «Почему глаза не желтые?». Даже ему приказали помочиться. Стало ясно, что лейтенант Астановский силой воли вылечил желтуху. Астановский забрал кортик у пленного офицера. Этот единственный трофей он привез. Он исправил отделку слоновой кости — напильником стер свастику. А потом вообще сдал кортик в школу номер 4 города Фрязино.
Итак, ветеран сказал таможне: «Это же абсурд!». И логично был послан из отдела досмотра (с Ленинградского) обратно к Иванову (на Казанский). Он сказал Иванову: «Вы меня загнали в тупик». А Иванов сказал, что помочь не может. А потом посоветовал: «Идите туда, где вы уже были». Яков Захарович спустился в переход и пришел по нему куда надо. Этот переход — вообще сквозная тема всей заметки. Он соединяет Казанский и Ленинградский вокзалы. На полу там слякоть, а по стенам — ларьки. Дед запомнил только слякоть. Он преодолел этот переход пять раз в первый день и шесть раз во второй. Когда чиновник посылает, «где вы уже были», в народе говорят: «отфутболили». Но в случае с дедом — это не футбол. (У нас теперь два иностранных тренера. Они подтвердят: это нерационально. Так уже не играют.) Предположу, что с ветераном играли в теннис. Скорость полета мяча достигает двухсот километров в час. А скорость ветерана колеблется от четырех до пяти километров в час. Но мячику все равно. А у ветерана поезд через сутки. Поэтому все-таки пять километров в час. Вниз по лестнице — даже больше.
Во второй день (съездил во Фрязино, переночевал, утром вернулся) дед сунулся в какой-то кабинет на Ленинградском вокзале. Дед не качал права. Он уже осознал, что просит посторонних людей решать его проблемы. Здесь деду повезло. Секретарша предложила деду сесть. Секретарша спросила: «Как вас представить?». А дед сказал: «Ветеран войны. На две минуты». Он так и сказал: «Меня загнали в тупик». Начальник из МПС ему ответил: «Мы работаем только с юридическими лицами». Но потом позвал шофера. Он выделил дедушке своего шофера и «Волгу» и дал всем инструкции. Шофер отвез дедушку на склады. Дедушка официально заплатил шестьдесят рублей. Он получил документ, что пианино находится на том складе, который обслуживают таможенники.
Дед принес таможенникам этот документ. Он там всегда ожидал в коридоре. Там не было стульев. В ноге у дедушки было ранение. Осколок угодил между двумя костями ноги. Так с ним и довоевал. И сейчас он стойко ждал в коридоре, опираясь о стену. В отделе уже осознали, что придется без брокеров осматривать пианино. Деда еще разок послали к Иванову на Казанский, чтобы Иванов внес коррективы. Дед сгонял за коррективами. Еще постоял полчаса у стены. (Сидеть в кабинете на стуле ему запретили.) Дедушка был в мирное время заместителем командира дивизии. Он обнаружил солдата, который спал под танком, привязав руки к корпусу, чтобы создать видимость работы. И тогда не стал его унижать. Так что теперь унижения были, согласитесь, совсем уже обидные.
Итак, ему выделили целых двух контролеров. Они отправились на склад Ленинградского вокзала, не входивший в их сферу. Но по документам пианино было на нужном складе. Так что таможенники не нарушали инструкцию. Они стали фотографировать и изучать пианино. Дед сказал, что фото уже есть. Фото он сделал еще для Министерства культуры. Он отдал их контролерам. Пианино было досмотрено. Вернулись в отдел. Таможенники поняли, что с дедом все. Они подобрели и разрешили деду воспользоваться служебным стулом.
Дед схватил все бумаги — и по переходу, по переходу. Остался пустяк: заплатить в банке 25 рублей. Иванова не было. Заместитель Скорин ответил, что расчет может сделать только Иванов (будет через пятнадцать минут). Через пару часов Скорин вышел покурить. А дед стал его укорять: «Александр Владимирович! Когда я был замком дивизии, то в отсутствие командира... и т.д. и т.п.». Надоело уже комментировать теннис. Иванов вернулся, нашел в бумагах ошибку и послал деда на Ленинградский вокзал. Дед с бумагами сгонял и вернулся. И вторая подача. Иванов нашел вторую ошибку, послал деда на Ленинградский вокзал. У Иванова кончился рабочий день. Он сделал деду расчет. Но банк уже закрылся. Дед поехал во Фрязино. Утром в банке девушка сказала, что никакого расчета вообще не нужно. Просто заплатить двадцать пять рублей. Дед привез квиток на таможню. Его больше не посылали. Пианино погрузили. В тот же вечер 10 декабря 2003 года ветеран и пианино отправились в Хельсинки.
Дед вернулся и теперь отдыхает под грузом впечатлений. Он ведь много повидал. Вислу и Одер форсировал. На Рейхстаге расписался. Две дочери. Обе замужем за американцами. (Ну так что ж. Это наши союзники.) Немцы после капитуляции тоже зла не делали.
Все работники таможни, принявшие участие в оформлении пианино, конечно же младше ветерана Астановского. Можно сказать, они годятся ему в дети. Но они не годятся ему в дети. Скажем так: это дети безнравственной системы.
Яков Захарович недоумевает: ну как так можно? Ведь он прогонял с Руси немецких оккупантов!
А полицаев, дедушка, ты прогонял?