Это – кёгэн: Харакири с помощью серпа (Кёгэн дэ годзару: Камабара) (Номура Мансаку) [2000, японский средневековый фарс, DVDRip] Театр Но, Иокогама, труппа Номура

Японские средневековые фарсы — кёгэны представляют собой интермедии, короткие одноактные комедии, исполнявшиеся между музыкально-лирическими драмами Но. Расцвет японского фарса относится к XIV—XV вв., однако записаны комедии были позже. Самая ранняя запись датируется 1578 г., но в основу известного сборника фарсов «Кёгэнки», содержащего 200 пьес, положены ксилографы XVII в.
По мнению японских исследователей, первые Но и кёгэны появились в более отдаленные времена и ведут происхождение от таких видов народного искусства, как саругаку («веселые игры») и дэнгаку («полевые игры»).
Игры саругаку, включавшие акробатику, фокусы, клоунаду, были хорошо известны еще в X в. Особенно популярны были «сэммин саругаку» — «саругаку черни», содержавшие пародийные и антицерковные элементы. Дэнгаку — обрядовые песни и пляски, исполнявшиеся обычно во время посадки риса и сбора урожая. «Полевые игры» бытовали главным образом в крестьянской среде. Постепенно этот вид народного искусства принимал более сложные формы, появлялись профессиональные исполнители дэнгаку.
В развитии саругаку и дэнгаку значительную роль сыграли храмы и монастыри, пользовавшиеся огромным влиянием в средневековой Японии. В программу храмовых празднеств издавна включались небольшие представления религиозного характера. Театральные представления привлекали прихожан, поэтому храмы не жалели средств для организации зрелищ.
В XIII в. в Японии существовало много любительских и профессиональных трупп. Лишенные материальных средств, они искали поддержки влиятельных храмов. В XIV в. богатые монастыри уже имели собственные актерские труппы, которые назывались, как и ремесленные цехи, «дза».
Соединение народного театра с церковью вскоре отразилось на искусстве. Комические саругаку, впоследствии получившие название «кёгэн», стали вытесняться средневековой драмой религиозно-мифологического содержания, близкой к западноевропейской мистерии. Исполнение драм отличалось высоким мастерством. За ними закрепилось название «Но», что означает «искусство», «умение». Артисты кёгэнов к исполнению Но не допускались.
Драма Но с ее танцами, песнями, музыкой, масками обогатила японский театр. Репертуар Но включал мифы, сказания, литературные сюжеты.
Вместе с тем драма Но все более отходила от жизни. Почти во всех пьесах действовали потусторонние силы. Для Но характерно деление на два акта. В первом акте обычно изображалось реальное лицо (прохожий, монах, женщина, воин), во втором оно представало в образе бога или духа умершего человека. Любой конфликт в драме Но легко разрешался введением в сюжет потусторонней силы; характерам действующих лиц фактически негде было проявиться. Поэтому образы Но схематичны, решение тем однообразно.
Современному японцу далеко не все понятно в Но. Пьесы, содержавшие цитаты и отрывки из самых различных источников, требовали от зрителя хорошего знания старины и классической литературы. Можно, предполагать, что драму Но трудно было понять и средневековому зрителю; этим, видимо, объясняется существование так называемых «ай-но кёгэнов» — «промежуточных кёгэнов», представлявших пересказ содержания пьесы либо следующего акта. Ай-но кёгэны обычно ставились в антрактах.
Так с XIV в. драма и комедия стали жить на одной сцене. Постановка Но не мыслится без интермедий — кёгэнов, а последние, как правило, называются не просто кёгэн, а нокёгэн, что означает кёгэн из театра Но.
Длительное сосуществование отразилось на комедийном жанре. Действие фарса продолжалось 10—l5 минут. Декорации отсутствовали, и, если место действия менялось, это обозначалось приемом «митиюки» — «разговора в пути», из которого зритель узнавал, куда отправилось действующее лицо. В кёгэнах, как и в Но, нет массовых сцен, действуют чаще всего два-три персонажа. В кёгэнах иногда употреблялась специфическая для Но терминология при обозначении действующих лиц, экспозиционного монолога, концовок и т. д.
Однако во всем остальном кёгэны представляли противоположность Но. Фарс обращался к жизни, к реальному человеку средневековой Японии, его герои говорили сочным разговорным языком. Конфликт в кёгэнах разрешается всегда реальными средствами, без вмешательства потусторонних сил. Потасовки, беготня, преувеличенная жестикуляция действующих лиц делали кёгэны очень динамичными. Артисты фарса обычно играли без масок.
Если в Но доблестные рыцари и добродетельные монахи воспевались, то в фарсах они высмеивались. В некоторых комедиях пародируются сюжеты Но.
Кёгэны можно разделить на две группы. Одни содержат элементы социальной сатиры, обличают представителей господствующих классов. Другие изображают быт, семейные отношения, они более добродушны, лишены сатирической окраски.
Как известно, феодальные князья — даймё — занимали привилегированное положение в средневековой Японии. Даймё мог расправиться с каждым, кто был ниже его по положению, безнаказанно убивал и грабил. О деспотизме и самоуправстве самураев рассказывают почти все фарсы, в которых действует феодальный князь или господин — тоно.
Однако за жестокостью, высокомерием, спесью самураев скрываются трусость, глупость, невежество. Нередко даймё в фарсах — лгун, нищий хвастунишка. Кёгэны обличают и буддийских монахов — сюккэ, или бодзу. Монах стремится убедить мирянина в эфемерности, мимолетности всего земного и призывает отречься от всего мирского. Однако поступки «святых отцов» расходятся с их словами. Во имя земных радостей они готовы нарушить любую буддийскую заповедь.
Среди персонажей японского фарса обращает на себя внимание дьявол Эмма. Творцы фарсов изобразили дьявола голодным, жалким существом. Часто пародируются в фарсах отшельники-ямабуси (буквально — «ночующий в горах»). Ямабуси жили в одиночестве в горах, считая, что таким способом приобщатся к «духовной благодати» и смогут совершать чудеса.
Плутоватый, никогда не унывающий слуга Таро — один из популярнейших персонажей фарса. Умный находчивый слуга одерживает победу над деспотичным и сумасбродным даймё.
Послушник (симботи) — представитель низшего духовенства — нередко разоблачает настоятеля как ханжу и прелюбодея. Симботи предпочитает греховную земную жизнь радостям на небесах.
Часто встречается в фарсах образ «простолюдина с большой дороги». Кто он — неизвестно, возможно, слуга, отпущенный разорившимся господином, или изгнанный из монастыря послушник, или беглый крестьянин.
Простолюдин-«деревенщина» (инакамоно), попав в город, оказывается таким находчивым и сметливым, что перед ним пасует столичный плут — ловкач и краснобай (сури, или суппа).
Фарсы второй группы изображают семью, нравы и обычаи средневековых обывателей. Семейные отношения не идеализируются в них. В бытовых кёгэнах муж и жена, дочь и отец, тесть и зять, братья вечно не ладят, ссорятся друг с другом.
Хитроумие, находчивость, ловкость — неотъемлемые черты положительных героев. Плутни и обманы составляют основное содержание фарсов. В комедиях часто встречается образ «простолюдина с большой дороги», человека без роду и племени, идущего в столицу искать службу. Можно выделить группу персонажей, лишенных сословной характеристики и обычно называющихся в фарсах «местными жителями».
Богатые возможности таились в бытовых фарсах, показывавших человека в личной жизни, в противоречиях с семьей. В этих кёгэнах отражены верные жизненные наблюдения, намечены острые реальные конфликты, хотя разрешаются они примитивными средствами — потасовкой и т. д.
Появление театральных цехов, тесно связанных с судьбами церковного и феодального театра, имело, несомненно, положительное значение для развития фарса. Они способствовали выработке профессионального мастерства актеров, совершенствованию драматического искусства. Благодаря театральным цехам японские фарсы сохранились до наших дней. Любительские труппы распадались, а вместе с ними бесследно исчезали и многие фарсы-импровизации.
Но вместе с тем развитие театральных цехов положило конец свободному творчеству, импровизации, источником которых была действительность, жизнь феодального общества. На смену пришли канон, профессиональные секреты, традиции. Канонизировался репертуар, канонизировались речь, движения, приемы игры. Артист должен был во всем подчиняться главе цеха — учителю, не мог вносить в фарс ничего своего, общаться с представителями других цехов и т. д.
Церковный и феодальный театр накладывал печать на драматическое искусство средневековой Японии. Драма Но все более подпадала под влияние буддизма и официальной идеологии. Фарсы, как жанр «низкий», второстепенный, не испытали этого влияния, сохранили живое дыхание жизни, но их развитие прекратилось. Кёгэны отлились в штампованные образцы, выработались стандартные зачины и концовки, канонизировались сюжеты. В таких застывших стереотипных формах они существовали все последующие века вплоть до революции Мэйдзи (1868).

ХАРАКИРИ ПРИ ПОМОЩИ СЕРПА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Муж — в хамбакама, с поясом.
Жена — в бинан и сагэоби.
Сосед — в нагабакама, с коротким мечом.
Муж. Караул! Спасите! Пощади!
Жена. Убью тебя, несчастный!
Сосед. Эй, женщина, в чем дело?
Жена. Я этому негодяю в лес идти велела, а он ни с места. За месяц и трех дней дома не бывает, одни гулянки у него в голове. Не мешайте, убью я его!
Муж. Заступитесь, не дайте погибнуть!
Сосед. Так и быть, скажу, что ты согласился в лес идти. Послушай, ведь не в первый раз она тебя так лупит, смотреть противно до чего ты дошел! И почему ты и трех дней в месяц дома не живешь и в лес не ходишь? Иди, иди в лес.
Муж. Ой, спаситель жизни моей! Вовек вас не забуду. Сейчас же иду в лес. А что дома я мало бываю, так должность у меня такая. А на гулянки я не хожу совсем.
Сосед. Ладно, ладно, а в лес все-таки иди.
Муж. Прошу вас, возьмите у нее серп и палку.
Сосед. Хорошо. Вот что, женщина, дома он мало бывает потому, что у него такая должность. А сейчас, говорит, в лес идет и просит серп и палку.
Жена. Гоните его поскорей.
Сосед. Ладно. [Мужу.] А ты поторапливайся.
Муж. Иду, иду. Только благодаря вам и спасся. Вовек не забуду. [К публике.] Пойду поскорей, а то, чего доброго, опять за мной погонится. Побегу со всех ног, пока она меня опять не избила. Вот и лес. Эх, что за жизнь у меня! Жена злая, ни дня покоя нет. Осталось одно: вспороть живот и умереть прямо здесь, в лесу. Серп при мне. Хм... Острый какой, легко сказать, вспороть таким живот. Бррр... Лучше привязать его к тому дереву и прямо с разбегу налететь на него. Ух! Со стороны взглянуть и то страшно. А ну как такой в живот вонзится?.. Нет, не надо смотреть. Зажмурюсь да с разбегу как прыгну — и дело с концом. Ладно, жена, вот вспорю сейчас живот, тогда ты еще пожалеешь! Эй, передайте там жене, что, мол, харакири он себе делает.
Жена. Что? Говорят, будто мой супруг в лесу задумал жизни себя лишить. О, горе мне, горе! Помогите, остановите его!
Муж. Сейчас вспорю себе живот, а кишки жене в рожу брошу.
Жена. Ой, что ты делаешь?
Муж. Что делаю? Полюбуйся, до чего довела! В рожу твою брошу кишки — и конец. Уйди, уйди, не мешай!
Жена. Не пущу! Отныне слова против не скажу, прости меня и вернись.
Муж. И слушать не хочу. Сделаю харакири. Уйди!
Жена. Клянусь, все буду делать, что ни прикажешь. Прости меня!
Муж. Говоришь, все будешь делать, что прикажу?
Жена. Все, словом не попрекну.
Муж. Ладно, так и быть, не буду харакири делать.
Жена. Вот радость! Вот радость! Дорогой ты мой! Иди сюда, садись ко мне на спину, я тебя понесу.