[DL] Subarashiki Hibi ~Furenzoku Sonzai~ / ???????~?????~ [KeroQ][jap+rus] (2010, VN) [18+]

Ребекка Ньюбергер Гольдштейн: ...
Философия не является просто ещё одной ветвью эмпирических наук; не является она и ветвью априорного знания. Тогда что она такое? Конечно же, весь этот метод прояснения смешанного положения философии сам по себе опирается на фундаментальное эпистемологическое разделение между априорным и апостериорным (или эмпирическим) знанием; а эпистемология, или теория знания, является фундаментальной ветвью философии. Люди типа Орзела не осознают, как сильно они опираются на предыдущие философские изыскания, даже когда хотят посмеяться на тему того, что философия никогда ни к чему не приходит, никогда не создаёт. Как на счёт создания таких эпистемологических основ, благодаря которым возникновение наук стало возможным? Одна из наибольших трудностей в замечании прогресса, которого определённая ветвь философии – в данном случае эпистемология – достигла, состоит в том, что мы не видим философского прогресса, потому что смотрим посредством его. Это сидит глубоко в наших концептуальных схемах.
Джэг Балла: Стоит подумать на тем, каковы границы господствующей концептуальной схемы наук. Например, может ли мы полагаться на этот «в высокой мере количественный» подход, который учёные используют, чтобы квалифицированно (=алгебраически выраженная теория + данные) отвечать на все вопросы, имеющие значение? Если нет, то, быть может, нам не следует отбрасывать другие инструменты и техники мышления. Быть может, ученые не единственные эксперты в рассуждениях.
Р.Н.Г.: Я считаю, что за тем, что выглядит как недальновидность насмешников над философией, пытающихся отвергнуть любую форму интеллектуального труда, отличную от их собственной, стоит следующее доказательство: если (1) всё сущее является физической реальностью и (2) наука является лучшим способом изучения природы физической реальности, то (3) единственным действительным интеллектуальным трудом может быть только научный. Это доказательство ошибочно. Даже если принять оба условия, они не влекут за собой такого вывода. Что философам не удаётся прояснить, так это природу несостоятельности данного доказательства, так же, как и прояснить то, что это за вид интеллектуального труда, которым они занимаются и почему этот труд так необходим, что даже насмешники над философией должны быть в него вовлечены, чтобы формулировать свои насмешливые доказательства.
Дж.Б.: Значит, насмешники над философией ошибочно воображают, что они не нуждаются в философском мышлении. Как Массимо Пиглиуччи любит напоминать нам, Дэниел Деннет уместно замечает: «Нет такого явления, как наука, свободная от философии».
Р.Н.Г.: Верно, в конце концов как условие (1), так и условие (2) являются действительными философскими утверждениями, которые требуют философских же доказательств. Условие (1) требует доказательства против всех видов метафизического идеализма, а также против скептицизма, а также против теизма, а также против математического реализма (мнение, что математика описывает нефизическую сферу абстрактных сущностей). А условие (2) требует доказательства в поддержку научного реализма – мнения, что наши научные теории дескриптивны, то есть что они раскрывают правду о независимой физической реальности, а не являются просто тщательно продуманными инструментами для предсказания опытов (научный инструментализм); а также доказательство против различных форм научного скептицизма. Так что в зияющем промежутке между этими двумя условиями и выводом лежит масса необходимого философского труда, который в процессе оправдания данных условий наглядно указал бы на ошибочность вывода.
Дж.Б.: Мне вспомнилось наблюдение Дэвида Слоана Уилсона, что «науки рождены философией и всё ещё нуждаются в родительской заботе» и что «это работа философов – ясно мыслить о концепциях». Это гигантский шаг от ответа биолога Джерри Койна Блаховичу: «Ни философия, ни поэзия не служат ‘источником знаний’… поиск истины – не дело ни той, ни другой». И меня особенно интересует философская практика чёткой нечисловой логики. Не похоже, чтобы «в высокой мере количественное» мышление, на которое, по словам Блаховича, обычно опираются учёные, охватывало все полезные истины (не все они сокрыты в «цифрах»). И, как бы ни было это трудно, не могли бы вы рассказать, что философы пытаются осуществить?
Р.Н.Г.: Что ж, прежде чем перейти к разговору о том, что философия делает, какой вид интеллектуальной работы выполняет, я бы хотела уделить немного времени высказыванию Койна, потому что оно так изящно демонстрирует, чего не понимают учёные, высмеивающие философию. Я удивлена, что Койн, который так хорошо разбирается в своей области (эволюционной биологии) и довольно сильно раздражается, когда аутсайдеры выдвигают необдуманные возражения против эволюции, сформулировал такое необдуманное утверждение о другой области. Подозреваю, что это было сделано в спешке, прежде чем он успел подумать о вытекающих следствиях.
Дж.Б.: Пожалуйста, укажите на поспешную оплошность Койна.
Р.Н.Г.: Утверждение Койна было бы совершенно правильным, если бы читалось так: «Поиск истин о физической реальности – не дело [ни философии, ни поэзии]». Тогда Койн был бы на безопасной территории, чертовски безопасной, потому что это утверждение не просто истинно, а банально истинно. Оно примерно так же информативно, как высказывание, что это не дело пожарных, в качестве пожарных, ставить балеты (особенно в полном обмундировании). Но если вы понимаете высказывание Койна иначе, чем выражающим это банально истинное суждение, то получаете не просто ложное, но и опровергающее само себя суждение, потому что это философское заявление. Так что если оно истинно, то оно ложно, причём настолько ложно, что дальше уже практически некуда. Койн всего парой предложений продемонстрировал тенденцию насмешников над философией вклиниваться в философию, не осознавая того. А всё из-за трудности пояснения, чем же философия занимается.
Дж.Б.: Получается, философы знают, что они не занимаются наукой, но некоторые крикливые учёные не знают, что занимаются философией! И это возвращает нас к тому, чем же философия занимается.
Р.Н.Г.: Возможно, самый эффективный способ сказать, чем занимается философия и как она продвигается, это указать на пример философской работы. И пример как раз у нас под рукой, потому что то, что я сейчас делала, разбирая высказывание Койна, было парадигматическим философским упражнением: тщательно проанализировать, что утверждение может значить, распознать все возможные значения, каждое со своими связанными условиями истинности, а потом показать, что по результатам анализа утверждение оказывается нелогичным. Стремление к максимальной логичности – вот лучший известный мне способ выразить всеобъемлющую цель философии.
Тот вид прогресса, к которому философия стремится, отличается от прогресса, искомого эмпирическими науками, а именно от обнаружения природы физической реальности. Отличается он и от прогресса, искомого математикой, которая стремится к обнаружению концептуальных истин об абстрактных структурах. Это вид прогресса, который имеет дело с нами, сложными рассудочными существами, которыми мы являемся. Философия пытается максимизировать нашу логичность. Мы являемся существами, которые охотно уживаются со многими противоречиями, и это задача философии – сделать такое сосуществование менее охотным. Философы уделяют большое внимание тому, что было высказано, выделяют все возможные значения со связанными условиями истинности, выставляют напоказ скрытые предпосылки и проверяют стоящие за ними утверждения и догадки, озвучивают ряд вероятностей, выявляемых, когда ты вынужден подтверждать свои умозаключения, что зачастую выдаёт новые вероятности, которые достойны быть рассмотрены сами по себе. И порой эти вероятности служат пищей для нового научного исследования (так, философский анализ сделал возможным новые интерпретации квантовой механики, альтернативные «Копенгагенской интерпретации» Нильса Бора) или даже математического исследования (хороший пример – теорема Курта Гёделя о неполноте), или же они помогают нам на пути морального прогресса – например, философией было продемонстрировано, что наши общие этические понятия касательно прав и достоинства человеческих существ несовместимы, скажем, с практикой рабства. Максимизация логичности была должностной обязанностью философии со времён, когда Сократ бродил по агоре, действуя всем на нервы вопрошением своих добрых сограждан, изобличавшим их непоследовательности и нелогичности. Неудивительно, что формой аргументации, к которой Сократ прибегал чаще всего, было доведение до абсурда, и это явно тот тип рассуждения, который вы называете нечисловой логикой. И это полезная работа, эта попытка максимизировать нашу логичность, по крайней мере если вы цените истину, как, очевидно, ценят её насмешники над философией.