Шедевры

В воздухе что-то есть — может быть, запах свежей краски, смешанный с металлическим запахом мокрого асфальта, может быть, далекий гул мигающей неоновой вывески, пытающейся оставаться освещенной среди электрического хаоса города, который никогда не спит. Ночь дышит, но не мирно; это беспокойное дыхание, полное прерывистых звуков, как вздох, нагруженный зависимостью и желанием. Вы идете по узкой улочке, где незнакомцы прислоняются к исписанным стенам, их глаза расфокусированы, потерянные в медленных затягиваниях и неслышных разговорах. Протяжный шепот эхом доносится из далекого переулка, где одинокий саксофон рыдает диссонирующие ноты во мраке. Есть что-то ритуальное в том, как шаги эхом отдаются по бетону, как будто каждый угол скрывает грязную, невыразимую тайну. Уличные фонари отбрасывают искаженные тени на неподвижные тела, фигуры, которые кажутся такой же частью пейзажа, как и рваные плакаты давних концертов. В случайном подвале, где влажность смешивается с запахом забытых сигарет в переполненных пепельницах, гитара бренчит фальшивые аккорды, а барабан отбивает ритм безумного марша, аккомпанируя голосам, которые не поют, а исповедуются. Между граффити-стенами, где декаданс и искусство смешиваются без различия, рождается звук, который, кажется, эхом отдается из другого измерения, звук, который не заботится о том, чтобы быть красивым, но который резонирует как грубая, резкая правда. Это вселенная «The Velvet Underground & Nico»: лихорадочная мечтательность света и тени, разрушенного гламура и декаданса, облаченного в элегантность. Альбом, который не просто звучит как город — это сам город, с его темными переулками, одинокими рассветами, его нездоровой любовью и его маргинальной поэзией. Это саундтрек для тех, кто бродит бесцельно, чувствуя тяжесть бетона под ногами, в поисках чего-то, что они, возможно, никогда не найдут. Подобно фильму Фассбиндера или зернистой фотографии Нэн Голдин, каждый трек — это кусочек мира, который прячется в трещинах, где мечты столь же хрупки, как обещания, шепчущиеся между глотками абсента и таблетками, раздавленными на дне кармана.
Обложка альбома — это визуальный парадокс, который заключает в себе суть альбома, не выдавая его намерений напрямую. Знаменитый банан Энди Уорхола, изначально напечатанный со съемной наклейкой, под которой видна мякоть цвета плоти, является одновременно провокационным жестом и поп-иронией — обычный фрукт, превращенный в визуальный фетиш, двусмысленный намек на эротизм и коммерциализацию искусства. Его девственно белый фон и сдержанная подпись Уорхола резко контрастируют с сырым, маргинальным звучанием альбома, предполагая клинический минимализм, поскольку музыка погружается в подземный мир героина, подчинения и городского упадка. Есть извращенная ирония в том, чтобы снабдить такой интуитивный альбом таким намеренно простым и загадочным изображением, как будто пластинка бросает вызов слушателю, чтобы снять свои слои, чтобы раскрыть свою истинную природу. Минимализм обложки отражает эстетику Velvet Underground, которые создают радикальную музыку, не прибегая к психоделическим излишествам, в то время как присутствие имени Уорхола на обложке усиливает его роль катализатора проекта, придавая альбому ауру галерейного произведения, даже если его звучание совсем не доступно. В конце концов, банан — это ироничный портал: он предлагает что-то игривое, но то, что находишь, нажимая иглой на винил, — это суровая и неуютная вселенная, столкновение между обещанием чего-то безобидного и доставкой преобразующего и подрывного опыта, где искусство и контркультура сливаются в одной из самых новаторских записей в истории.
Если The Beatles были саундтреком для поколения, мечтавшего о красочном, оптимистичном мире, то The Velvet Underground были саундтреком для грязных переулков, где эти мечты распадались. Пока Маккартни и Леннон шлифовали свои гармонии и экспериментировали в современных студиях, Лу Рид и Джон Кейл писали песни, которые звучали так, будто вышли из тайного дневника, грязные и сырые, запечатленные в быстрых дублях под равнодушным продюсированием Энди Уорхола. «The Velvet Underground & Nico» родилась из столкновения европейского авангарда Кейла, городской поэзии Рида и холодной, бесстрастной эстетики Уорхола, который видел в группе художественный эксперимент, столь же обоснованный, как и его шелкографии. Записанный в 1966 году и выпущенный в 1967 году, альбом заигрывал с неизвестностью: пока мир вращался под звуки солнечной психоделии Калифорнии, Velvets вонзали свои ногти в темы зависимости, насилия, отчуждения и желания, без всяких украшений или метафор, смягчающих воздействие. Тексты песен напрямую говорят о героине, садомазохизме и отчаянии, но без моральных суждений или попыток намеренно шокировать — Рид просто рассказывал о том, что видел, с хладнокровием клинического наблюдателя. Результатом стала пластинка, которая почти ничего не продавалась после выпуска, но которая спустя годы будет признана краеугольным камнем альтернативного рока. В конце концов, как сказал Брайан Ино: «Немногие купили этот альбом, но все, кто купил, создали группу».

Pink Moon — самый одинокий, заброшенный, эмоциональный и совершенно прекрасный альбом, который я когда-либо слушал. Он такой урезанный, такой сырой, такой мощный. Другие альбомы Ника Дрейка великолепны, но они сильно отличаются от этого. У них более камерное фолк-звучание, более экспансивное звучание, но этот, безусловно, его лучший. Это только он, его голос, акустическая гитара и немного фортепиано в заглавном треке, и это все, что нужно. Многие думают, что эта формула довольно проста, и обычно это так, и даже здесь — это отчасти так. Но настройки, которые Ник Дрейк использует на Pink Moon , невероятно уникальны, а мелодии захватывают дух. Глубокие тексты в сочетании с редкой инструментовкой делают прослушивание одним из самых завораживающих из всех написанных и записанных альбомов. Я думаю, Ник Дрейк как музыкант немного недооценен или недооценен из-за того, насколько, казалось бы, проста его музыка, но игра чрезвычайно сложная и пышная, гитарный тон невероятно точный, и это не тот альбом, который есть ни в одном другом фолк-альбоме. Я слушал его так много раз, и он остается таким же меланхоличным и депрессивным, как и всегда. Я не думаю, что могу вспомнить более честный, созерцательный и искренний альбом.
Pink Moon был последним альбомом Ника Дрейка, и причина, по которой он такой короткий, в том, что ему просто нечего было больше дать, его популярность и восхищение посмертны, при жизни он был относительно неизвестен и недооценен. Для меня Ник Дрейк такая же увлекательная фигура в музыке, как и все остальные, которые умерли слишком рано, хотя его история не так широко известна, как история Курта Кобейна в мире. Как и у всех музыкальных икон, которые умерли слишком молодыми, у Ника Дрейка были свои демоны. Он страдал от депрессии и бессонницы на протяжении всей своей жизни, и это действительно видно в его музыке. Pink Moon — это альбом, который нужно слушать ночью, когда вы лишены сна, потому что он невероятно катарсический. Ему удается иметь эту сложность и глубину, и он кажется довольно глубоким, но в то же время он кажется таким простым. Кажется, что в нем так много одиночества и депрессии. Человек на грани поражения, но с глубинным чувством надежды, хотя это всего лишь слабый проблеск. Я думаю, именно этот проблеск заставляет меня возвращаться снова и снова.