Шедевры

1984. Camel - Stationary Traveller
Тишина. Испаряется из затхлых канализационных люков и плавает в пропитанных холодом закоулках большого города. Бесцветные. Нечеловеческий. Крики, доносящиеся сквозь безмолвные глаза из окон гниющих доходных домов. И тьма. Плотная тьма, скрывающая все вокруг. Почти осязаемая, такая, что ее можно резать ножом. Страшно заползая в каждую щель неровной стены, безжалостно разделяющей человеческие чувства. Нежные звуки фортепиано контрастируют с серой аурой, распространяющейся вокруг. Потертые берлинские мостовые, теперь отдыхающие от ежедневного напряженного движения тысяч усталых ног, ступающих по невидимым линиям, соединяющим заводы и дома. Домами, которые создают видимость близости в этом мрачном мире. Дыша из сотен дымоходов, мрачный Молох просыпается и начинает жить собственной жизнью. Едва слышный, как бы мимоходом пробужденный, акустический звон гитары проникает в серость уходящих на работу рабочих, словно мчится вместе с ними по дороге к трамваю, бурлящему потоком из тысячи рельсов. Успокаивающий голос джентльменской флейты, проникающий в тесные задворки душной агломерации, выросшей из послевоенных развалин. Захватывающий звук, опутывающий все и вся на своем пути. Проникая сквозь прохожих в их головокружительном порыве к серым будням, не замечающих друг друга, словно утративших самые простые человеческие чувства. Охватывая их, словно на стоп-кадре какого-то безумного мультфильма. Проникая в мельчайшие детали, как вездесущая Штази. И мрачный Вопос (Народная полиция), следящий за каждым вздохом этого оруэлловского сообщества. Цербер, охраняющий стену, разделяющую два мира, как в фильме Спилберга "Мост шпионов".
А еще есть они. Она и он. Пара людей. Маленькие. Молча стоят где-то на железнодорожной платформе. Не обращая внимания на проносящиеся мимо них поезда. Здесь ничего не значат. Но значит очень многое. Серые, как мир вокруг них, но в то же время такие невероятно красочные. Люди, казалось бы, вместе, но уже врозь. Обнимают друг друга так крепко, словно им суждено быть одним целым, несмотря на предстоящую разлуку. Полные страхов и тревог. Но также полны надежды, даже самая маленькая крупица которой способна осветить страшные сумерки окружающих их городов. Чтобы взорваться разноцветными гирляндами гитарного экстаза...
"Долгие прощания, они делают меня таким грустным, я должен уйти сейчас - и хотя я не хочу этого делать, я знаю, что так будет лучше".
Есть соло, способные разрушить стены. Смягчить человеческие сердца, ожесточенные обыденностью безжалостной жизни. Искривить реальность, улучшив холодные каменные образы, чтобы они приобрели цвет солнца, восходящего над райской утопией. Чтобы сердца людей, окаменевших от жизненного бессилия и окаменевших от жесткой рутины, начали кровоточить. И, словно в мифическом зеркале душ, увидеть в другом человеке кого-то похожего на себя. Есть звуки, которые, идя против течения жизненного потока, смывающего всю спонтанность, несут надежду, освещающую неумолимый монохром жизни. Звуки такой кристальной интенсивности, что каждая пролитая ими слеза станет очищающим катарсисом для плачущего. Плач с пленительными гармониями, освещающими суровые пути, навязанные нам натиском слепой судьбы. Звуковые монументы, способные вместить в себя всепоглощающую и леденящую душу печаль в одно мгновение, чтобы в следующее привести наши сердца к взрывной эйфории, уводящей нас в страну величайшего чувственного счастья. Идиллические звуковые пассажи, которые, как ни парадоксально, даже их создатели хотели бы не играть, поскольку интенсивность эмоций в них настолько велика, что они сами плакали бы слезами радости с сердцем на руках. Есть соло, способные разрушить стены, даже самые высокие, безжалостно разделяя людей во имя безумных идей, пророчеств и обманов тех, кто знает лучше.....
"Долгие прощания наводят на меня тоску, Прости, что ухожу сейчас... Ты знаешь, что я буду очень скучать по тебе И по дням, которые мы провели вместе..."
Есть альбомы, которые производят неизгладимое впечатление на слушателей, оставляя след на всю жизнь благодаря силе заложенной в них музыки. Пластинки, содержание которых мы потом носим где-то в глубине сердца и которые остаются с нами в каждый момент нашей жизни, даже если иногда мы не слышали их годами. Музыкальные памятники, появившиеся в неподходящее для них время, но, тем не менее, прорвавшиеся сквозь непроницаемые слои дешевого блеска и посредственности, чтобы засиять еще ярче на таком бедном фоне. Альбомы, которые являются необычайно яркими пятнами на музыкальном небосклоне как своего десятилетия, так и всей истории. Они задают эмоциональный уровень, недоступный для малышей. Они несут в себе истории настолько трогательные и универсальные, что пройти мимо них равнодушно невозможно. И несмотря на то, что мы тянемся к ним иногда очень редко, они просто являются частью нас самих. Так и альбом Stationary Traveller группы Camel, вероятно, был частью невероятно сложной личности непочтительного Томека Бексиньского. Настолько, что заглавная песня стала последней песней, которую он исполнил в последнем эфире своей жизни. Было ли это грустное прощание или скорее голос надежды? Ответ на этот вопрос останется безмолвным...

Первоначально записанный в 1968/69, кропотливо собранный из ленточных лупов и сегментов, для моих ушей это одно из самых поразительных и прекрасных произведений безумия, когда-либо записанных на виниле. Рекомендую всем с открытым умом.
Где-то в 1968 году Хольгер Чукай открыл портал в будущее. Или, он представил себе возможное будущее, а затем открыл портал, чтобы перенести нас всех на неопределенное время в его воображение.
ВЕЗДЕ НА КАЗНЬ, КАБЛУКИ волочатся по грязи

Мрачный, зловещий и, вероятно, ближе к авангардному прогрессивному року, чем к любой другой вариации жанра, и хотя я согласен со сравнениями с Van der Graaf Generator, я также могу обнаружить здесь немного Henry Cow и Univers Zero (похожие настроения и сложность, не уверен, что Island действительно были под влиянием этих ребят). Хотя альбом постоянно интересен (по крайней мере, для такого чудака, как я), лучшие части, безусловно, когда группа переходит в полный аванпрог и даже на территорию Zeuhl, предоставляя слушателю действительно плотную и жуткую музыку. Музыкальное мастерство ошеломляет и вовремя даже в самых требовательных и странных разделах. Определенно один из самых уникальных релизов прога 70-х, опасно сложный, поэтому для того, чтобы полностью все оценить, требуется хороший слух и легкое безумие от слушателя. Я предоставлю это блестящей обложке, которая объяснит вам остальное

Их второй альбом 1992 года с плотной кинематографической атмосферой и оркестровыми инструментами. Случайные всплески заводского шума, индустриальный грохот и бестелесные немецкие голоса образуют фон для минималистской переработки «Процесса» Кафки. Прямо с вступительной оркестровой напыщенности пышная и кинематографическая партитура The Scribbler передает суть Праги Кафки. Верхаген отметил, что такие композиторы, как Майкл Найман и Филип Гласс, оказали влияние на оркестровый минималистский стиль The Scribbler.
Музыка - Даррин Верхаген
Аранжировка, исполнение и продюсирование Даррином Верхагеном и Франсуа Тетазом.
Музыка From the Empty Quarter, Великобритания:
«Обладает силой и воображением, которых не хватает многим официальным саундтрекам. Подвиньтесь, Эльфман и Камен».
Audioview, Бельгия:
«Тонкие музыкальные структуры с захватывающим воздействием на вашу душу».
Обзор AllMusic от Космо Ли:
В 1992 году экспериментальный музыкальный проект Shinjuku Thief выпустил The Scribbler, произведение, заказанное для австралийского фестиваля искусств. Альбом был «саундтреком» к книге Франца Кафки «Процесс» и исполнялся с сопровождающими визуальными эффектами. … (Это) откровение; то, что такое мастерство так долго игнорировалось, является преступлением, если можно так выразиться. В целом, ингредиенты оркестровые, хотя их можно было бы получить и электронным способом. Индустриальные штрихи придают альбому глубину. В начале струнные набрасывают минорные темы, которые возвращаются в разных формах; роковой церковный орган добавляет угрозы. Хотя этот альбом является саундтреком, он прекрасно работает сам по себе. Как и книга, он постепенно становится все более лабиринтным. Текстуры варьируются от барного фортепиано «Lanz» до симфонической плотности «Advocate». «Titorelli» имеет нервирующие тревожные, пилящие струнные. Материал тональный, геометрический и повторяющийся в стиле Стива Райха. Однако звуковой ландшафт постоянно меняется, возможно, отражая поиск Йозефом К причины его невзгод и, в конечном счете, его существования. Фактически, учитывая посмертное издание книги и ее незаконченное первоначальное состояние, этот альбом, вероятно, более последовательный. Он пропускает больше света, чем своего вдохновения, но это только делает его тьму темнее. Compulsion online: Первоначально выпущенный в 1992 году, The Scribbler изначально был заказан австралийским фестивалем искусств Lygon для их производства «K», где музыка должна была сопровождать серию изображений Праги Франца Кафки. Как подробно указано в примечаниях к обложке, планировалось полное оркестровое исполнение, но оно было отменено из-за потери финансирования. Тем не менее, это позволило композиторам Даррину Верхагену и Франсуа Тетазу переработать звучание и структуру. Оригинальное издание было выпущено на их собственном лейбле Dorobo небольшим тиражом в 500 экземпляров, после их дебютного релиза Bloody Tourist, путешествие в мир музыки четвертого мира, выпущенное на уважаемом австралийском лейбле Extreme.
The Scribbler основан на романе Франца Кафки «Процесс». Это впечатляющее произведение темной оркестровой музыки, которое прямо с вступительного трека «The Assessor» объединяет индустриальные элементы и уличные звуки с фортепиано, органом, гобоем и струнными. Прямо с вступительного оркестрового напыщенного звучания пышная и кинематографическая партитура The Scribbler передает суть Праги Кафки. Верхаген отметил, что такие композиторы, как Михаэль Найман и Филип Гласс, оказали влияние на оркестровый минималистский стиль The Scribbler. Это само по себе объясняет повторяющиеся аранжировки на основе фортепиано, которые составляют большую часть The Scribbler. Но все это пронизано заводскими звуками и диалогами из текста. Как и индустриальные элементы, отрывки из романа, которые звучат на немецком языке, вплетены в музыку, никогда не занимая центрального места. Оркестровка чрезвычайно впечатляет, с мягкими струнными интермедиями и пассажами деревянных духовых и струнных, подчеркивающими и без того напряженную атмосферу.
В некоторых моментах The Scribbler вставляет в саундтрек другие композиции. Это лучше всего иллюстрирует «Threats and Violence», которая достигает прекрасного ощущения европейского вальса. В других моментах звучание более зловещее, как в «A Promise and a Lecture», где едкая игра гобоя поверх бестелесных голосов сливается с некоторыми зловещими звуками. «An Awful Autumn» и «Degrees of Acquittal» больше напоминают работы Майкла Наймана, но они пропитаны повышенной драматичностью, где пронзительные синтезаторы сопровождают легкую мелодию гобоя. Помимо диалога, это в основном инструментальный релиз, но ближе к концу эфирное пение сливается с церковным органом в «The Parable», прежде чем неистовый шквал струнных возвращает музыку на знакомую территорию. Заключительный фрагмент оркестрового синти-попа, который, к счастью, появляется после двух минут тишины, кажется почти неуместным.
выпущено 11 июня 1992 года