Ромео + Джульетта / Romeo + Juliet (Баз Лурман / Baz Luhrmann) [1996, мелодрама, драма, криминал, BDRemux, 1080p] MVO (Премьер Видео Фильм) Dub, MVO, DVO, AVO + Original Eng

Queerview: Какую текстовую версию Шекспира «Ромео и Джульетта» вы использовали как сценарий?
Баз Лурманн: Мы шли от самого первого текстового варианта. Текст, который мы использовали, является точным елизаветинским текстом, насколько это вообще возможно.
Queerview: Имя Вильяма Шекспира стоит в титрах фильма. Следует ли из этого, что мы имеем абсолютно точную, несокращенную версию “Ромео и Джульетты”?
Баз Лурманн: Это было просто техническим трюком. Я думаю, что для продажи фильма, который представлялся современной интерпретацией, немаловажно было указать в первую очередь, что мы придерживались шекспировского прочтения текста. Наша текстовая версия более точная, чем у Дзеффирелли. Картина Франко Дзеффирелли является невероятной, я ни к коей мере не хочу уменьшать ее значение, но все же в ней сокращен текст. Он урезал диалоги, чего мы не делали. Наша версия есть точная копия первоисточника, хотя никто точно не знает, что Шекспир считал оригинальной версией. Знаете ли, когда мы начинали проект, то поставили перед собой вопрос: “Если бы Шекспир снимал фильм, то что бы он для этого сделал?” У нас очень мало сведений о Шекспире, и все же является фактом, что его публика состояла из 3000 людей разных сословий. Остается фактом, что он должен был обращаться одинаково ко всем зрителям, будь то простой прохожий или английский король. В контексте были и театр, и проституция, и денежные ставки, и т.п. Между тем, мы знаем также, что под именем Шекспира мог выступать неизвестный, не латиноговорящий автор, который все свое внимание направлял абсолютно на публику. Мы начали с того, что взялись за образование. Мы собрали все, что известно о шекспировской работе в театре Globe. И является абсолютным фактом то, что театр елизаветинского времени не был местом, в котором все только сидят и молчат. Современный визуальный стиль пришел к нам как второе прочтение после понимания того, как Шекспир инсценировал свои вещи. И тогда мы просто перевели его на киноязык.
Queerview: Вы снимали фильм в Мексике?
Баз Лурманн: Не Мексика является местом, в котором разыгрываются действия фильма, а Верона Бич. Верона Бич – это точный анализ елизаветинского мира. Это зеркальное отражение социальных и экономических реалий. Религия и политика были тесно связаны. Каждый носил с собой оружие. Мы все перевели на визуальный язык 20-го столетия. Мы избегали общих картин, мы создали выдуманный, несколько фантастический мир, фантазийный город, который назвали Верона Бич. Мы придали ему некоторую окраску Южной Америки. Да, мы взяли немножко от Майами, немножко от Лос-Анджелеса, эти города отвечают тому месту, которое мы придумали, так как мы использовали культуру, доминирующую на TV, а это, как правило, американская культура. В Мексике мы снимали центр города. Это было финансовым решением, но мы получили и некоторую жизненную наполненность для нашего Верона Бич.
Queerview: Можно ли сказать, что вы сделали версию “Ромео и Джульетты” поколения MTV?
Баз Лурманн: Да, соответствует, но интересно то, что все использованное нами возникло непосредственно из анализа елизаветинской эпохи. К примеру, эклектицизм. Факт, что Шекспир использовал в постановках поп-шлягеры своего времени. Он применял это, а мы лишь реализовали это кинематографически. Мы использовали трюки. Это соответствует елизаветинскому времени, чтобы публика была все время возбуждена. Теперь меня уже не волнует, если кто-то говорит, что не понимает мой фильм, это будет честно сказано. Но когда говорят, что это лишь такой длинный, крепко сделанный видеоклип, то я гарантирую вам, что этот критик не знает, что идет на MTV. Мой фильм напоминает скорее индийскую продукцию. Он перед публикой правдив и честен.
Queerview: Каковы были ваши впечатления, когда вы впервые в юности прочли “Ромео и Джульетту”?
Баз Лурманн: В детстве я не читал Шекспира. Наоборот, я скорее ненавидел его. Я вспоминаю, как читал “Венецианского купца” в 12 лет. Я думал, что не смогу понять текст никогда в жизни. И отложил его в сторону. Потом я посмотрел незабываемый фильм “Как вам это понравится”. Это была фантастическая история, я понимал их, невероятно. Потом я закончил драматическую школу, университет, и стал сопродюсером “Ромео и Джульетты”. Я был поражен своим открытием того, что Ромео совсем не тот тип, который весь с головой в облаках и нюхающий розы. Он был с комплексом мятежника в голове, влюбленный и желающий быть любимым. Он становится против воли родителей. Любовь делает его сумасшедшим, и он становится еще более сумасшедшим.
Queerview: Актеры в фильме говорят текст с американским акцентом.
Баз Лурманн: Шекспир использовал американский акцент, не я. Язык елизаветинского времени скорее воспроизводится с этим акцентом. Современные американцы говорят старым английским.
Queerview: Фильм быстрый, очень быстрый. Тяжело следить за текстом, а также многие визуальные детали открываются только лишь при повторном просмотре.
Баз Лурманн: Вы правы, это как раз фильм для частого просмотра. Надеюсь только, что не в в клубе для бокса.
Queerview: Если следовать пьесе, то надо делать конец, как он есть, очень нервный. Развязка основывается на глупом недоразумении, что приводит к ослаблению трагедии. Что за этим стоит?
Баз Лурманн: Ну, во-первых, Шекспир украл сюжет у короткой итальянской истории, и она является абсолютной чепухой. И потом, главным пунктом шекспировской истории было то, что все мы лишь рабы нашей участи, игрушки в руках судьбы. Трагедия возникает, потому что мы живем в мире врожденной ненависти. Детям говорят, кого они должны ненавидеть. И когда они оказываются в роковой час в роковом месте, то погибают. И не нужно ломать голову над тем, где находится город, в котором двое молодых людей не могут любить друг друга из-за различия религий, или искать место, где двое не могут любить из-за разного цвета кожи или сексуальной принадлежности. Мы рассказали эту историю так, как эта история происходит у нас на глазах. Развязка предопределена, да, это значит, что пьеса проста, но никогда нельзя превзойти Шекспира в том, что касается его языковых характеристик.

В возрасте 17 лет Клэр Дэйнс уже имеет карьеру, ради которой многие актрисы пожертвовали бы собой. После участия в телевизионном сериале ABC-TV «Моя так называемая жизнь», за который она получила "Золотой глобус" и "Эмми", Дэйнс теперь собирается сниматься в трех голливудских картинах. Ее пригласили на роли в фильмах How to Make an American Quilt и To Gillian on her 37th Birthday . Также она скоро начнет съемки в новом фильме Оливера Стоуна и недавно завершила сниматься в «Польской свадьбе» в Детройте.
В Майами Дэйнс дала интервью Стиву Хаммеру и другим журналистам.
Q: Как вам удалось укротить одну из самых больших ролей, когда-либо написанных?
Claire: У меня был небольшой нервный срыв перед тем, как начались съемки в этом фильме. Я буквально была охвачена паникой. Я проснулась в три часа утра от такого сердцебиения, что думала, будто у меня сердечный приступ. Я спустилась в комнату мамы, пыталась успокоиться в ее объятиях, вновь листала сценарий в постели, но не могла успокоиться. Тогда мы спустились вниз в гостиную, посмотрели комедию Crease 2 по телевизору, и это меня успокоило. Это было лекарством. И очень полезным. Рекомендую. После того, как я преодолела все это, с головой окунулась в работу. Лучшей компании я не могла себе представить. Каждый был очень доброжелателен. Баз дал мне полную свободу делать роль такой, какой я видела Джульетту. Но пугало отсутствие опыта, мы вступали на совершенно новую территорию и лишь делали наброски собственных путей. Так что это было испытанием. Но и подбадривало в то же самое время. Из таких ситуаций получается лучшее в вашей работе.
Q: Помогло ли вам в подготовке над ролью наблюдение образов Джульетт, созданных другими актрисами?
Claire: Если быть честной, то я не видела многие из них. Я видела версию Оливии Хасси, которая не могла бы быть более поразительной. Являясь, кроме того, одной из самых красивых женщин, каких я когда-либо видела в своей жизни, она сделала фантастическую работу с ролью. Тем не менее, я постаралась отбросить все, что было, все предвзятые мнения о Джульетте, и сделала свою собственную Джульетту. Я думаю, что получилось очень реально и обоснованно. Вы знаете, я хотела опустить ее с балкона, чтобы она была человеком, какого вы можете встретить где угодно. Она ведь немного принцесса, подобно Rapunzel, которая заперта в высокой башне, охраняется и по этой причине в какой-то мере недоступна. Она серьезна и отдает отчет своим действиям. Мне нравилось находиться в ее положении, потому что я имела доверие к ней. Это было возможно, потому что она не была травмирована окружающим миром слишком, она была защищена. Она не была опасна и каждый, кто впервые встречался с ней, сразу говорил ей, насколько она была красива и замечательна. Это не говорит о том, что у нее была безоблачная жизнь. Родители практически пренебрегали ею. Спасало то, что у нее была кормилица, действительно любившая ее. Именно она ее выпестовала. Джульетта – очень уверенный в собственном выборе человек, а я нет. Я действительно часто подавляю себя, занимаюсь самоедством, а Джульетта не была такой. Это не было частью ее жизни, у нее были другие проблемы, скорее более внешние.
Q: Вы всегда выбираете такой путь, самоуничижительный?
Claire: О, я не знаю. Я думаю, возможно, это случилось, когда я стала взрослеть. Потом я стала взрослой женщиной, или на пути к этому, но все равно страшно. Действительно, страшно быть женщиной в этом мире. Я имею в виду, что не беспокоюсь, как многие люди, о пройденном пути, ведь впереди пройти надо намного больше. Я помню, как один журналист спросил меня на днях: «Вы думаете, что все еще необходимо поддерживать феминизм?» И я сказала: «Что? Вы откуда, человек?» Без комментариев!
Q: Если настолько трудно быть женщиной сегодня, то насколько трудно быть женщиной в Голливуде сегодня?
Claire: Хмммм… молодая женщина в Голливуде (думает). Ладно, я уже понимаю, что юноши делают больше денег. И это – нормально. Для девушек меньше имеется ролей, чем для юношей. Я борюсь за то, чтобы получить новые роли, потому что люблю работать. Я не хочу надоесть, стремлюсь учиться у тех людей, кто страстно относятся к работе, кто творчески активен. Это меня подпитывает. Здесь имеется сильный прессинг, который непосредственно ко мне или к моей внешности не имеет отношения. Посмотрите на Алисию Сильверстоун, которую «колотят» за ее вес. Я думаю: «Боже мой, а если это случится со мной?». Так что это очень реальные опасения. Я, например, была очень напугана тем, чтобы играть Джульетту, потому что она – очень красивая девушка. А я похожа на «What does that mean?» («Чтобы это могла значит?»)
Q: Вы не считаете себя красивой?
Claire: О, мой бог! Нет! О, мой бог! Но это не останавливает меня стараться получить роли, которые я хочу получить, и это хороший признак. Это все, к чему я стремлюсь.
Q: Трудно ли вам справляться с вашей внезапной популярностью? Вы сейчас в каждом журнале...
Claire: Я знаю. Это так странно. Я не беспокоюсь об этом. Я снималась в Детройте, и никто там никого не узнавал. По этой причине я хотела бы жить в Детройте. Когда же я вернулась в Лос-Анджелес, люди вдруг забеспокоились, что же было в моей личной жизни. И это несколько агрессивно, навязчиво. У меня очень большая семья. Я понимаю, что говорю клише. Но это для меня очень важно, и я не могу не поблагодарить Бога за то, что у меня есть родители и брат. У меня много друзей, которые преданы и любят меня за все, что есть во мне хорошего. Так что у меня сейчас очень хороший период.
Q: Вы достигли уровня идола тинэйджеров. (Клэр смеется) Это то, к чему вы стремились?
Claire: Если быть честной, то ребенком мною завладевали герои всех фильмов Джона Хагиса, и я совершенно боготворила Молли Рингвалд, как и любая другая девочка, которую я знала. Я ужасно мечтала быть ею. И теперь я чувствую, что дети смотрят на меня также как, делала это я, и я горжусь этим. Я думаю, что это самое большое, чего я действительно достигла.
Q: Вы сняли вашу первую настоящую любовную сцену в этом фильме. Было ли это для вас неприятным опытом?
Claire: Мы сделали это в первый день съемок. Леонардо и я чувствовали себя очень натянуто. Я была как горящий лист, вы меня поймете, потому что съемка продолжалась много часов. Да, я чувствовала себя немного неловко. Не подумайте, что я скромничаю. Мне нужно было быть правдивой для роли, правдивой в сцене, в которой я находилась. Когда вы пробуждаетесь после любви, то естественно, что вы нагие. Я сделала это, и вот я здесь, и я полностью одета. (Смех)
Q: Чувствуете ли вы себя образцом для подражания для подростков?
Claire: Я не сосредоточиваюсь на этом. Я только должна попробовать быть еще лучше, чем я могу быть. Я всегда старалась иметь набор истинных ценностей, и соответствовать им. Это все, что я могу.