Полина Кутепова в фильме "Дом ветра"
Дом ветра
Россия, 2011, 103 мин., цв.
Режиссер: Вячеслав Златопольский
Сценарий: Алексей Тимм
В ролях: Полина Кутепова, Дэник Неверов, Валерий Баринов, Александр Ильин, Елена Морозова, Алексей Завьялов
Оператор: Радик Аскаров
Композитор: Владимир Панков
Производство Кинематограф "Третье Тысячелетие".
Таисия Левшина, дворничиха детской инфекционной больницы, узнает, что ее сын, пропавший без вести на южной границе десять лет назад, на самом деле погиб. И, чтобы заполнить болезненную пустоту в душе, Тая забирает, фактически крадет из больницы семилетнего мальчика-азиата Тимура - Тёму, который по диагнозу и всем медицинским показаниям обречен на скорый уход…
Программа Александра Гордона "Закрытый показ" традиционно знакомит зрителей Первого канала с самыми громкими и неоднозначными картинами. В программе - обсуждение фильма "Дом ветра" Вячеслава Златопольского.
Фильм "Дом ветра" получил следующие награды и премии:
- Приз имени Станислава и Андрея Ростоцких "За лучшую женскую роль" Полине Кутеповой, на XIX кинофестивале российского кино "Окно в Европу", Выборг, 2011
- Гран-при на IX Московском фестивале отечественного кино "Московская премьера", Москва, 2011
- Золотой гепард "За лучшую женскую роль", Полине Кутеповой на Ташкентском международном кинофестивале "Золотой гепард", Узбекистан, 2011
- Приз "За лучшую женскую роль" Полине Кутеповой на VI кинофестивале российских фильмов "Липецкий выбор", Липецк, 2011
- Приз "За лучший игровой фильм" фильму "Дом ветра", режиссёра Вячеслава Златопольского на кинофестивале российских фильмов "Человек, познающий мир", Липецк, 2011
-Приз "За игровой фильм" фильму "Дом ветра", режиссёра Вячеслава Златопольского на XVII Международного фестиваля фильмов о правах человека "Сталкер" , 2011
Съемочная группа:
Дэник Неверов актёр фильма "Дом ветра"
Валерий Баринов народный артист России, актёр фильма "Дом ветра"
Полина Кутепова заслуженная артистка России, актриса фильма "Дом ветра"
Александр Ильин заслуженный артист России, актёр фильма "Дом ветра"
Денис Кулютников актёр фильма "Дом ветра"
Максим Хусаинов генеральный продюсер фильма "Дом ветра"
Вячеслав Златопольский режиссёр фильма "Дом ветра"
Позиция "За":
Евгений Киндинов актёр театра и кино, народный артист РФ
Егор Кончаловский режиссёр
Сергей Гинзбург режиссёр
Евгений Герасимов народный артист РФ, депутат МГД
Алла Сурикова народная артистка России (педагог Вячеслава Златопольского)
Вадим Демчог актёр, режиссёр, создатель авторских программ на радио и телевидении
Позиция "Против":
Сергей Белоголовцев актёр, телеведущий
Алёна Солнцева кинокритик
Андрей Кравчук режиссёр
Ярослав Чеважевский режиссёр, сценарист
Михаил Ратгауз кинокритик
Елена Драпеко заслуженная артистка РФ, депутат ГДРФ
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ ДИСКУССИИ
Обсуждение перед показом фильма
А.ГОРДОН: Первый канал приветствует вас в студии программы "Закрытый показ", программы, которая рассчитана на широкую, но и на глубокую аудитории. Меня зовут Александр Гордон. Сегодня мы смотрим дебют, фильм Вячеслава Златопольского "Дом ветра". Фильм, который взял приз имени Станислава и Андрея Ростоцких за лучшую женскую роль (Полина Кутепова) на XIX фестивале российского кино "Окно в Европу". Гран-при на IX московском фестивале отечественного кино "Московская премьера" в 2011 году. Золотой Гепард за лучшую женскую роль (Полина Кутепова) на ташкентском международном кинофестивале "Золотой Гепард", Узбекистан. Приз за лучшую женскую роль на VI кинофестивале российских фильмов "Липецкий выбор" в городе Липецке. Приз за лучший игровой фильм режиссеру Вячеславу Златопольскому на кинофестивале "Человек, познающий мир" в Липецке. И приз за игровой фильм "Дом ветра" режиссеру Златопольскому на XVII международном фестивале фильмов о правах человека "Сталкер".
Позвольте вам представить ту часть съемочной группы, которая сегодня отвечает за содеянное. К нам добавится чуть позже (занят на съемках) народный артист России Валерий Баринов. А пока его нет, приветствуйте остальных. Актер фильма "Дом ветра" Дэник Неверов. Актер Денис Кулютников. Заслуженный артист России Александр Ильин. Заслуженная артистка России Полина Кутепова. Генеральный продюсер фильма Максим Хусаинов. И режиссер фильма Вячеслав Златопольский. Да, чуть не забыл, главные претензии будут в ту сторону: сценарист фильма "Дом ветра" Алексей Тимм. Обращаясь к аудитории Первого канала, смотреть кино или потратить время на другое?
МИХАИЛ РАТГАУЗ, кинокритик: Если вы любите, чтобы вам давили каблуком на слезные железы, то обязательно смотрите. Если вы предпочитаете более деликатное обращение с самим собой, то лучше не надо.
АЛЛА СУРИКОВА, народная артистка России, педагог Вячеслава Златопольского: Ребятам, сидящим напротив, я отвечу потом. А зрителям скажу "Смотрите". Это повесть о настоящем человеке сегодня.
ЕВГЕНИЙ КИНДИНОВ, актер театра и кино, народный артист РФ: Конечно, смотреть однозначно. Потому что картина будет вас волновать, к какому бы поколению вы ни принадлежали. Думаю, что картина не оставит вас равнодушным.
АЛЁНА СОЛНЦЕВА, кинокритик: Я, к сожалению, не вижу ни одной причины для того, чтобы рекомендовать смотреть это кино ни широкой, ни, тем более, глубокой аудитории.
СЕРГЕЙ БЕЛОГОЛОВЦЕВ, актер, телеведущий: Наверное, все-таки, смотреть, потому что будет, о чем поспорить после просмотра, с друзьями, с домашними, может быть, со страной с любимой. Поэтому, все-таки, смотреть.
ВАДИМ ДЕМЧОГ, актер, режиссер, создатель авторских программ на радио и телевидении: Ни в коем случае не смотреть, потому что сердце ваше будет расстреляно из бронебойного орудия. Это тихий корректный атомный взрыв мозга.
СЕРГЕЙ ГИНЗБУРГ, режиссер: С моей точки зрения, смотреть однозначно, потому что меня как зрителя, в первую очередь, этот фильм заставил чувствовать, а потом думать. А если кино и любое произведение искусства заставляет нас сопереживать и чувствовать, его надо смотреть.
ЯРОСЛАВ ЧЕВАЖЕВСКИЙ, режиссер, сценарист: Мальчика зря привели, потому что я бы очень лаконично ответил про фильм. Прямо расстроился. Я бы рекомендовал показывать молодым выпускникам ВГИКа, чтобы смотреть, как не надо снимать кино.
АНДРЕЙ КРАВЧУК, режиссер: Блестящая работа актрисы Кутеповой, она много где отмечена. Но кто ее любит, естественно, может смотреть, но я бы не рекомендовал.
ЕЛЕНА ДРАПЕКО, заслуженная артистка РФ, депутат ГД РФ: Мне жалко будет зрителей, которые будут мучиться так же, как артисты, полтора часа.
А.ГОРДОН: Вячеслав, у вас есть редкая, а, главное, первая возможность (это же ваш первый фильм) обратиться к миллионной аудитории Первого канала с какими-то словами наставления до фильма.
ВЯЧЕСЛАВ ЗЛАТОПОЛЬСКИЙ, режиссер фильма "Дом ветра": Знаете, говорить, смотреть или не смотреть, я не буду, потому что иначе бы я не делал, если бы не хотел, чтобы вы посмотрели. Я бы хотел сказать, что для меня это было честно, искренне и делалось это, может быть, и на слезных железах, как вы хотели сказать, хотя никто там не плачет. Я прочитал историю и сделал ее просто потому, что не могу молчать. Это из той самой оперы.
А.ГОРДОН: Я-то думал, что с тех пор, как у нас есть интернет, ЖЖ и социальные сети, "не могу молчать" может принимать гораздо более безобидные формы. Я ошибался. Я ни разу в этой студии, но не раз в интервью говорил, что моя работа очень тяжела. Мне никто не верил: "Чего тут тяжелого? Выходишь и болтаешь". У вас есть возможность сегодня убедиться в этом. Она тяжела в первую очередь и только потому, что мне приходится от начала до конца, иногда по два раза смотреть такие фильмы. Увидимся после фильма.
Обсуждение после показа фильма
А.ГОРДОН: Первый канал, "Закрытый показ", фильм Вячеслава Златопольского "Дом ветра". Что это было, скажите мне? Я вам честно скажу, я за все время, что веду эту программу, я такой безукоризненной, такой густотертой пошлятины не видел еще ни разу. Я посмотрел этот фильм, клянусь, полтора раза, потому что я не мог поверить своим глазам. Потом, когда я представил, что его придется еще обсуждать, я чуть не написал заявление об уходе. Мне кажется, что это профнепригодно. Это белый билет в профессии, понимаете?
А.СУРИКОВА: Так нельзя. Картина, которая получила 5 призов на разных фестивалях. Как можно так уничтожать?
А.ГОРДОН: Это говорит об уровне наших фестивалей, и больше ни о чем!
А.СУРИКОВА: Неправда. Это ваша грубость и хамство.
А.ГОРДОН: Уничтожив замечательную актрису на корню, сделать так, чтобы она сыграла худшую роль в своей жизни. И это подвиг? Сейчас Баринов придет – он еще получит вот так вот.
А.СУРИКОВА: Неправда! Вы грубите и хамите. Так нельзя обсуждать.
А.ГОРДОН: Можно. Человек снял дебют. Пусть получит так, что мало не покажется, чтобы он больше не лез в профессию.
В.ЗЛАТОПОЛЬСКИЙ: Я жду. Так начали, так давайте.
А.ГОРДОН: Это было вступление, не волнуйтесь. Сейчас по пунктам начнем. Это бесстыдство такое, которое прощать нельзя.
А.СУРИКОВА: А других слов у вас нет?
А.ГОРДОН: К сожалению, для этого фильма нет. Кроме профнепригодности и бесстыдства...
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Александр, дайте нам сказать. Ну что же вы один-то решили зарубить все?
А.СОЛНЦЕВА: Да нет, пусть скажут люди, которые хотят защитить эту картину. Пусть нам кто-нибудь объяснит из тех, кто любит такое кино, что вас заставляет считать эту картину, скажем так, достойной нормального художественного уровня.
ЕГОР КОНЧАЛОВСКИЙ, режиссер: Меня это кино тронуло. Кого-то не тронуло – вас не тронуло, вас не тронуло.
А.ГОРДОН: Расскажите нам, перескажите нам ту историю, которая вас тронула.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Вы понимаете, бессмысленно ее пересказывать.
А.ГОРДОН: Почему? Это же линейная история абсолютно.
Я.ЧЕВАЖЕВСКИЙ: Там проблема в этом огромная. Начинается сразу же, с этого начинается проблема.
С.ГИНЗБУРГ: Давай я перескажу, ладно. Все просто. Там же ее можно как угодно читать. Она, действительно, очень простая. И кино простое. Женщина, у которой погиб сын. Она живет вначале мыслью, что, может быть, он жив. В самом начале фильма у нее эту надежду отнимают. И тогда у нее появляется идея-фикс заново получить ребенка. И ей дают этого ребенка на время. Ребенка умирающего. И она снова знает, что этот ребенок умрет, и она его потеряет. И она, тем не менее, проживает эту жизнь. Все очень просто.
А.ГОРДОН: Отлично. Причем здесь кино-то?
С.ГИНЗБУРГ: Кино причем здесь? А что такое кино?
А.ГОРДОН: А кино – это когда меня убеждает с первого кадра хотя бы кастинг. Я вижу дворничиху, у которой на войне убило сына, которого не вернули. Я слышу язык, на котором она разговаривает, язык непотребный, нечеловеческий, видимо, где-то подслушанный, язык дворничихи именно. И заставляют замечательную артистку с человеческим лицом, с другими манерами, с другим образом жизни говорить на этом языке.
С.ГИНЗБУРГ: А меня как раз и потрясло, как Кутепова сыграла эту роль. С моей профессиональной точки зрения Кутепова делала такие вещи, которые вряд ли какой режиссер ей может подсказать.
А.ГОРДОН: Да. Но не для этой роли.
С.ГИНЗБУРГ: Это вам. Для меня это вполне было достаточно, чтобы смотреть это кино и чувствовать его. Меня, знаешь, волнует странная вещь.
А.ГОРДОН: Нет, давайте профессионально.
С.ГИНЗБУРГ: А как профессионально? Есть изменение актерской игры кроме моего ощущения?
А.ГОРДОН: Нет, я вам скажу. Во-первых, есть. Вы – не актер, а я – актер, я знаю. Я знаю измерение актерской игры. Знаю. Дело не в этом. Я уже готов почти поверить героине Кутеповой. Я уже думаю: "Хрен с ним, пусть это будет такая надломленная органика – где-нибудь она вылезет другим боком, где-то это сочетается и мне расскажут, в конце концов, притчу и я поверю в самое..." Но что делает режиссер? Режиссер на легком движении камеры, на среднем плане переходит на крупняк, который снят в другом состоянии, в другое время с той же актрисой. Да? Где она произносит в камеру кусочек монолога. Улет, ребята! Я уже готов был поверить, и этот человек меня пинком вышибает из этих обстоятельств. И это повторяется четыре раза за фильм.
С.ГИНЗБУРГ: Саш, а я не говорю, что в фильме нет ошибок...
А.ГОРДОН: Это не ошибки, это преступление.
С.ГИНЗБУРГ: Только что вы сами сказали, Александр, что уровень наших кинофестивалей очень низок. Почему? Потому что уровень кино очень низок. Наше кино похоже на ребенка, который встает, шатается, падает на пятую точку, но пытается как-то идти. А мы берем палки и начинаем как спартанцы бросать плохих детей со скалы. Только у них было, из чего выбирать, а у нас не из чего выбирать.
А.ГОРДОН: А, вы с этой точки зрения заняли эту позицию?
С.ГИНЗБУРГ: И с этой тоже.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Не только с этой. А еще посмотрите, что мы смотрим в кинотеатрах.
А.ГОРДОН: Ребят, пусть плесневеет любое дерьмо – это хорошая перефразировка знаменитой китайской фразы, да? Но это не так. Мы видим спекуляцию на теме, мы видим робкие искания дебютанта в форме, в содержании, которые заканчиваются пошлятиной, просто густой пошлятиной. Не справился ни с одной задачей. Нельзя оборганичить этот сценарий – он чудовищный. Его нельзя оборганичить никак. Взялся? Давай вперед. Нельзя делать кастинг так, поперек. Поперек всему. Там ни один актер не на своей роли.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Почему? Это слова просто. Сколько людей, столько мнений.
С.ГИНЗБУРГ: Давайте профессионально. Саш, я тоже могу поругать некоторые аспекты кастинга. Я еще раз говорю, если бы мне кино не понравилось, я, в принципе, бы не пришел. Самое главное, в чем смысл любого произведения искусства? Вызывать эмоцию. Если у вас оно не вызвало, братцы, это вопрос ваш. Даже ненависть – это все равно результат.
А.ГОРДОН: Да вызвало! Не ненависть – тошноту.
С.ГИНЗБУРГ: Тошноту – тоже результат.
А.СОЛНЦЕВА: Простите, пожалуйста, ведь, действительно, история не рассказывает ничего, что бы мы не знали, уже 150 раз нам не рассказали в желтой прессе, например. Мне не кажется безнадежным режиссер Златопольский. Я даже в этом фильме вижу явные признаки какого-то дарования, которое, может быть, вы должны были как педагог пестовать и лелеять. Может быть, вы знаете за ним много чего. Я ничего не вижу в сценарии, ни одной живой сцены, ни одного образа, ни одного поворота ни с точки зрения техники, ни с точки зрения содержания. Я ни одной фразы не нахожу в этом сценарии.
А.СУРИКОВА: И вас эмоционально ничего не задело?
А.СОЛНЦЕВА: Нет, меня не может задеть эмоционально то, что состоит из штампов. Когда мне предлагают как набор Лего, состоящий из махровых 15, 20, 150 раз уже существовавших в кино и не в кино... Какое кино? В телесериалах! Я не понимаю продюсера, который решает снимать по этому сценарию фильм, а не, например, сериал, которые мы видим на телевидении в большом количестве. Я понимаю Полину Кутепову, которой очень хочется... У нее много внутри накоплено, ей хочется сыграть большую роль в кино, она начинает ее делать и она пытается где-то что-то. Я все равно не вижу характера, меня не убеждает персонаж, я не понимаю, что это за человек.
С.ГИНЗБУРГ: Вы опять. А аргументы где? "Мне не нравится" вы сказали. Объяснили, почему не нравится.
А.СОЛНЦЕВА: Я не вижу реального характера. Я объясняю. Потому что это...
С.ГИНЗБУРГ: Совершенно верно. Послушайте, опять аргументы. Давайте, братцы, говорить какие-то профессиональные вещи.
Я.ЧЕВАЖЕВСКИЙ: Можно мне с аргументами? У меня столько аргументов. Я – режиссер профессиональный. Фамилия режиссера стоит первой после названия фильма. Он отвечает за все. Но в этом фильме, извини, мальчик, просрано всё. Режиссер должен работать со сценарием, режиссер должен работать с артистами, заниматься кастингом, заниматься всем. В каждой конкретной сцене он должен смотреть и думать, тем более дебютант: "Что я могу сделать для этого кино, чтобы оно стало лучше?" Чтобы оно стало уникальным!
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Но это не аргументы. Это твое субъективное мнение по поводу этого фильма. Это не наше кино – это он снял кино.
Я.ЧЕВАЖЕВСКИЙ: Никого не волнует процесс. Всех волнует результат. В кинематографе – всех только результат. И если ты в конце смотришь унылое говно, то это унылое говно и все.
Е.КИНДИНОВ: Нет, я просто слушаю, смотрю на мастеров, которые сидят напротив, и вспоминаю сцену из этой картины, как героиня Полины приходит к чиновницам, которые занимаются усыновлением детей. Аргументация приблизительно такая же. Интонации даже такие же немножечко проскакиваютНормально все! Что вы? Мы – мастера здесь, мы тут знаем, что как детей надо усыновлять и что нужно для этого. А вы чего?
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Почему не надо смотреть это кино? Можно вас спросить? Почему не надо его смотреть? Я готов ответить, почему его надо смотреть.
А.КРАВЧУК: А я готов ответить, почему не надо его смотреть. Давайте тот замечательный сюжет, который мы обсуждали. Женщина, потеряв сына, пытается каким-то образом взять ребенка из этой больницы. Ребенок неизлечимо болен, ему требуется стационарное лечение, медицинское лечение, постоянный уход. Нужны анализы и так далее. Есть детские дома, куда можно обратиться и взять ребенка. И там дают ребенка, и дают на усыновление.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Ликвидного ребенка, другого. Нормально. Не больного, который умирает, а ликвидного нормального здорового ребенка.
А.КРАВЧУК: Больного ребенка должны лечить. То есть человек, который способен взять, он должен понимать ответственность, которую он на себя берет, какая-то чудовищная аморальная история для меня. Потому что этот человек не спасает ребенка, даже не может продлить ему жизнь. Она не обладает медицинскими навыками, ничем. Врач списывает ребенка. Отношение к ребенку в картине: "Я тебе его отдам, спишу как труп". Врач, играет его артист Ильин, говорит правильные слова ей, говорит, что "он у тебя сдохнет, мы его закопаем здесь в огороде. Ты этого хочешь?" И всем на это наплевать.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Это поэтому не надо смотреть этот фильм?
А.КРАВЧУК: Да. Он – аморальный и глупый.
Е.КИНДИНОВ: Потому что она не обдумала своих действий. Она не советовалась с энциклопедией и не походила по врачам, да?
А.КРАВЧУК: Да. На потеху себе берет ребенка.
А.ГОРДОН: Стоп. Вы были бы правы и с той, и с другой стороны, если бы обсуждали кино. Вы обсуждаете сейчас сценарий. В кино этого нет, потому что оно неубедительно с начала до конца. Не может эта женщина говорить эти слова, так действовать. Не может приезжать, забирать, хоронить, выкапывать, пить, разговаривать с этим врачом...
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Кто это сказал? Что не может? Кто решил, что она не может так строить?..
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Нет, просто так люди не ведут себя, ребята. Когда у них умирают дети, люди так себя не ведут, правда, поверьте.
А.ГОРДОН: Нет, знаете, если бы это был другой жанр... Но это кино претендует на реальное.
ЕВГЕНИЙ ГЕРАСИМОВ, народный артист РФ, депутат МГД: Нет, Саш, подожди. Ты считаешь, что это реалистичный фильм? Это неправда. Здесь большая попытка сделать серьезный фильм-притчу. Да, не везде это получилось.
А.ГОРДОН: Святочную историю. Когда кино провалено, из него делают притчу. Мальчик у Христа на елке.
Е.ГЕРАСИМОВ: Почему святочную? Совсем не святочную. Притча – это не только святочная история. О чем ты говоришь? Здесь есть история, здесь есть судьба блистательной актрисы, которая играет эту роль. Те аргументы, которые привожу я и приводят мои коллеги в плане того, что его нужно посмотреть... Потому что заставит волноваться эта история в первую очередь ответственностью этого человека за жизнь другого. Сегодня благополучных хренова туча людей! Кто из них возьмет на себя это право?
А.ГОРДОН: Так сними документальное кино. Кто мешает-то? Если это история реальная, сними документ. Да потому что здесь вранье от начала до конца. Когда вы последний раз были в больнице для больных детей СПИДом?
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Я в больнице больных детей СПИДом и у детей-инвалидов был 6 дней назад. В первой половине дня я встретился с детьми-инвалидами, которые приехали показать свои достижения. Вторую половину дня я смотрел 2 фильма, которые они мне показывали. А на третий день я посетил хоспис детей, больных раком.
А.ГОРДОН: И после этого вы серьезно обсуждаете эту поделку?
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Абсолютно. Именно! Именно после этого я вполне серьезно обсуждаю эту поделку.
Е.ГЕРАСИМОВ: Потому что вы говорите "поделка", вы воспринимаете как реалистичное кино. А дело в том, что, посмотрев его, пробудится у кого-то желание подумать об этих детях, поучаствовать в их судьбе. Вот идет о чем речь.
А.ГОРДОН: Ребят, я перестаю понимать, на каком свете я живу. Я веду эту программу 5 лет. Каждую неделю здесь обсуждается российский фильм. Я ничего постыднее не видел. И мне говорят "Нет, это замечательное кино".
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Я каждый раз, когда прихожу на вашу программу, вы говорите то же самое.
М.РАТГАУЗ: Я совершенно согласен с Евгением, что, конечно, к реализму это кино не имеет никакого отношения. И когда я этот фильм смотрел, я, честно говоря, получал даже своего рода удовольствие, и я был даже изумлен, честно говоря. Я был реально просто изумлен, что в 2011 году возможен такой фильм. Это классическая мелодрама очень-очень древняя из середины XIX века. Цель фильма единственная – разжалобить нас. Ничего больше этот фильм перед собой не ставит. Все остальное – социальная реальность, приметы времени, журнал Forbes, какие-то разрушающиеся больницы – все это обслуживает единственную цель: ты должен заплакать.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Надо плакать... Смотреть это кино и плакать. Правда.
М.РАТГАУЗ: При этом я напоминаю, что, вообще-то говоря, мелодрама – это буржуазный жанр. И самая знаменитая андерсеновская маленькая торговка спичками или Христос на елке и так далее, и так далее – эти вещи написаны из салона. Поэтому я не удивился, когда во второй половине фильма у нас появился дом олигарха с соответствующей этой самой несчастной атрибутикой салона.
А.ГОРДОН: Дом ветра в вазе, да.
М.РАТГАУЗ: Дом ветра, дом ветра – это ваза. Это абсолютно салонная метафора. И по эстетике мне все это очень сильно напомнило фильмы... Это лучший образец, да? Если говорить про кино (не про театр, а про кино), вообще традиция этого фильма глубоко в театре, мне кажется. И там уж если злодей, так уж он такой злодей, что мало не покажется. Уж если он негодяй, то это такой негодяй, что прямо аж вздрогнешь, какой он негодяй. Вот это все оттуда. И то, что сейчас в 2011 году до нас в такой неприкосновенности это дошло вдруг, что актеры...
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Вас возмущает?
М.РАТГАУЗ: Как сказать? Я впадаю в паралич.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: То есть поэтому не надо смотреть это кино? Из-за того, что вы впадаете в паралич, не надо смотреть это кино.
М.РАТГАУЗ: Нет, я же сказал, если есть человек (а таких людей, я уверен, очень много), и от этого фильма очень много людей получат, действительно, как вы говорили, тихий ядерный взрыв в мозгу... Потому чтоте же самые люди, смотрели "Санта-Барбару" и получали тот же самый взрыв по полной программе.
В.ДЕМЧОГ: Я наблюдаю эту бурю в стакане воды так называемую и почему-то у меня нет желания вообще оправдываться. Потому что эмоции, которые я вынес из этой истории, они настолько глобальные... Я сейчас расскажу, к чему я клоню. И мне очень понравилась фраза ваша, Александр, что это преступление. Мне почему-то очень понравилось. А у нас - время преступлений, понимаете? Если метафорически это обобщить. И в этом времени преступлений, в этом времени пошлости появляется дура, русская баба, у которой откуда-то, непонятно откуда, из земли вырастает эта страсть к любви. И мне настолько наплевать вообще на этот сюжет... Но меня настолько потрясает финал, когда я понимаю, что "ребята, не стойте..." Дайте договорить.
А.ГОРДОН: Про финал – потом.
В.ДЕМЧОГ: Я очень много раз терпел, когда вы меня перебивали. Пожалуйста, заткнитесь на секунду. Дайте мне обобщить до конца, и потом говорите, да? Мы и так облиты с ног до головы. Для меня очень важно сейчас проманифестировать тот факт, о чем история-то? За всеми этими шорами и мельканием вот этих всех мелочей... О том, что любовь настолько обладает мощным животворным качеством, что любые препятствия она сомнет, не вставайте на пути, она вас уничтожит.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Вы знаете, я взрослею, зрею, может быть, старею и становлюсь все более сентиментальным. Когда я вижу задавленную птицу на шоссе, у меня возникают слезы. И я вообще очень хорошо знаю тему больных детей, поверьте мне, я просто с ней сталкиваюсь ежедневно. И потрясающая история, правда. Нет, вам спасибо уже за то, что в этом фильме не было "Ментов" и "Глухаря" – уже за это вам спасибо огромное. Но я смотрел этот фильм, как вы, мастера киноискусства говорите, с холодным носом. Меня ни разу не пробила слеза. Со мной вообще такого не бывает. Я смотрел дома, сидел на кушетке и смотрел фильм. Потом я переключил на какой-то канал и смотреть начал с середины фильм "Добровольцы", простую тупую... И зарыдал. Понимаете? Когда Быков тонет в подводной лодке, у меня пошли слезы. А здесь такая история, больной ребенок, нищая женщина, эти...
С.ГИНЗБУРГ: Я не знаю, у меня не было рыданий, я не рыдал, когда смотрел этот фильм.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Но ты иногда пускаешь слезы, когда смотришь фильм? "Форест Гамп", например, у тебя же в носу свербит?
С.ГИНЗБУРГ: У меня тоже было в какой-то момент в начале фильма, в самом начале возникло это странное ощущение, что я смотрю почти телепередачу. Странно. А что в этом плохого? Меня это держало. Когда вы говорите про игру актеров, мне как-то... Не знаю, во здесь сидят профессионалы. Вы что, не видите, как это сыграно?
А.СУРИКОВА: Не видят.
В.ЗЛАТОПОЛЬСКИЙ: Извините, пожалуйста. Я долго молчал, вот сейчас... Вы знаете, что угодно можете говорить. Давайте разговаривать, что режиссер – плохой. Это я готов терпеть. Но когда начинают рассказывать о том, что актеры здесь ненастоящие...
А.ГОРДОН: Так это же вам упрек, а не актерам. Вам упрек! Вы не справились ни с одним актером в фильме.
В.ЗЛАТОПОЛЬСКИЙ: Тогда добавляйте это сразу в мой адрес, уточняйте тогда.
А.СОЛНЦЕВА: Вот женщина, я сейчас не знаю, которая играет врача, она сидит и ест там какую-то штуку.
В.ЗЛАТОПОЛЬСКИЙ: Людмила Гребнева. Не ест, а кофе – вы не очень точно смотрели. Замечательная актриса, тончайшая, Васильевская актриса.
А.СОЛНЦЕВА: Актриса, может быть, замечательная. Но играет-то она сейчас как будто она без первого дубля.
А.СУРИКОВА: Вы не понимаете в кино ничего, извините.
А.ГОРДОН: Стоп, секунду. Вы зачем сюда собрались? Поддержать дебютанта, чтобы он дальше говно делал? Или вставить ему так, чтобы он очухался и стал снимать кино?
С.ГИНЗБУРГ: Давай вставим тогда по делу, Саша.
А.ГОРДОН: Я по делу. Я-то как раз по делу. Первое. Дебютант соглашается на жутчайший сценарий. Чудовищный, спекулятивный сценарий, написанный мастером для телевизора. Соглашается почему? Потому что ему предложили снять дебют. Кто ж откажется-то?
А.СУРИКОВА: А ваша задача – сейчас сломать его, чтобы он никогда больше не снимал, правильно?
А.ГОРДОН: Вот вам первый компромисс. Дальше. Не знаю, как это было, но точно знаю, что это обошлось без него. Ему говорят "На эту роль берем вот этого, на эту вот эту, на эту..." Как? Сценарий про других людей. Там другая героиня, там другой герой, там мальчик другой. О чем речь? Почему эти? Так надо. Взяли. Третий компромисс. Снимаем быстро за эти деньги, так, так, так и сяк. Отлично. Это дебют? Ребят, вы чего, смеетесь надо мной, что ли? Вот вам и результат.
С.ГИНЗБУРГ: И несмотря на это, у него получилась интересная картина.
А.ГОРДОН: Да ни хрена у него не получилось. У него получилось взять себе белый билет в профессию. Больше ничего не получилось.
Е.ДРАПЕКО: Я хочу сказать, что я была в абсолютно аналогичной ситуации. Это был дебют, это была мелодрама, это были артисты, которых насильно запихали в кино, это была "Безотцовщина", светлой памяти Володи Шамшурина, который не хотел снимать меня, не хотел снимать Прыгунова. В результате его заставили, и наша была задача оправдать эту... Как мы это называли, "сопли в сахаре". Это была одна из первых мелодрам в нашем кинематографе. Это я в утешение режиссеру хочу сказать, что пройдут годы и, возможно, ваше кино будут смотреть так же, как смотрят нашу "Безотцовщину". Это типичное Home Video для домохозяек. И мне жаль, что этот разговор происходит у нас не в Союзе кинематографистов, не в секции критиков, где мы могли бы элегантно научить режиссера, а в главном кинотеатре страны, на Первом канале. Я считаю, что просто эта история не стоит того, чтобы посвящать в нее всех зрителей Первого канала, многомиллионную аудиторию.
Я.ЧЕВАЖЕВСКИЙ: Кинематограф – это как медицина. Прежде чем лечить, надо на кроликах потренироваться. Надо сначала подучиться просто чуть-чуть. В каком-то поменьше жанре.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: В рекламе, что ли?
А.ГОРДОН: Стоп. Сейчас все подучимся правилам поведения в интеллигентном обществе на рекламе. Оставайтесь с нами.
Обсуждение после показа фильма (вторая часть)
А.ГОРДОН: Первый канал, "Закрытый показ", фильм Вячеслава Златопольского "Дом ветра". Я давно такого жаркого обсуждения здесь не помню. И это плохо. Потому что до сих пор кроме как из моих уст никаких профессиональных претензий режиссеру не прозвучало. И я понимаю, почему. Их не может быть. Если б была профессиональная работа, можно было бы ее обсуждать как профессиональную. Поскольку это, действительно, Home Video в чистом виде, аргумент тех, кто за фильм: "Остальное-то еще хуже", а аргумент тех, кто против фильма: "Так пока мы будем поощрять вот это, так и будет". Хотелось бы об этом поговорить.
В.ЗЛАТОПОЛЬСКИЙ: Вы знаете, я не помню, чья это фраза, но фраза, с моей точки зрения, очень точная, что когда человек любит, он любит так, как будто никто никогда до него в мире не любил, и никогда так любить не будет. Потому что он – единственный, кто переживает в данный момент, он и она переживают это сейчас. Мы оставим, знаю ли я что-то, не знаю ли я что-то, профессионален, не профессионален. Мое твердое убеждение, что когда человек что-то делает на чистом сердце, на голом нерве, он делает это только так. Как будто никто никогда этого не делал. Вы считаете, что это неправильно. Я считаю, что только так и можно. Любить можно только так и сейчас.
А.ГОРДОН: Мы сейчас обсуждаем недоразумение. Этот человек не должен быть в профессии, и он никогда не будет в профессии. Это первый и последний фильм, который он снял. О чем говорить-то?
Е.ГЕРАСИМОВ: Я должен вас расстроить: он снял еще один фильм. И удивительно, но в этом фильме блестяще сыграл Герасимов.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Может быть, Вячеславу надо было про что-нибудь другое снять? Знаете, Слава, я смотрел фильм. Я уже говорил, что ни разу даже у меня не защипало в глазах... Я про что хочу сказать? Может быть, просто Слава не совсем понимал, о чем он снимает. Может быть, не было просто каких-то серьезных, слава богу, потрясений в его жизни. Может быть, он не видел этих несчастных людей, которые видят, как умирают на глазах их дети. Слава богу, повезло ему. Может, о чем-то другом надо было снять. В шахматы, может, вы играли в детстве – историю про какого-нибудь шахматиста. Или на скрипке играли, судя по лицу. Из хорошей семьи, видно, что шахматы, скрипка. Может быть, про своих одноклассников, какой-нибудь розыгрыш, может, был в классе интересный. Про то, что знаешь и любишь. У меня было, правда, такое ощущение... Я не знаю, наверное, может быть, не стоило ходить, как Егор там. Может быть, не надо было ехать специально в какую-нибудь больницу и смотреть на этих людей. Такое ощущение, что это вообще какие-то не люди. Понимаете? Не люди. Люди так не реагируют на то, что происходит в их жизни. Правда.
В.ЗЛАТОПОЛЬСКИЙ: Сергей, откуда вы знаете, как и на что реагируют люди?
С.ГИНЗБУРГ: Подожди, Сережа, милый, почему ты навязываешь трактовку? Я, например, вообще про другое кино смотрел.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: А знаете, скажу почему. Я почему пришел? Я только по одной причине пришел сюда. Потому что я, на самом деле, никогда не хожу ни в какие жюри, никого не оцениваю. Потому что мне очень жалко художника, его каждый может обидеть, как известно. Просто у меня младший сын – у него детский церебральный паралич, понимаете? И не хочу спекулировать на этой теме, но я просто видел страдания людей, понимаете? Видел. Матерей, отцов, врачей, нянечек. Я видел. Оно совсем не похоже на то, что у вас получилось. Поэтому он фальшивый, понимаете?
С.ГИНЗБУРГ: Сереж, фильм не про это. Как ты смотрел? Лично я этот фильм смотрел не про больного ребенка. Вообще не про это кино. Для меня, возможно, это игра актрисы. Опять, я же не претендую, что это истина в последней инстанции. Для меня важна эта абсолютно экзистенциальная ситуация, в которой эта женщина находится. Она совершает, вообще-то, грех. Она снова проходит еще одну жизнь, зная, чем она закончится. Это мне и показалось. Возможно, я – сумасшедший, который смотрел другое кино.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Да нет, Сережа, надо же смотреть историю. Надо же смотреть фильм, а не экзистенциально думать про то, что она проживает вторую жизнь. Заставьте плакать меня, покажите мне историю, расскажите мне ее. Убедите меня актерской игрой, и тогда все.
С.ГИНЗБУРГ: А почему именно плакать?
Е.КИНДИНОВ: Мы же все разные, Сережа. Один плачет, другой хохочет, а третий спит.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Тоже верно. Но я просто свое мнение.
С.ГИНЗБУРГ: Давайте разбирать, действительно, профессиональные вещи. Тут есть, к чему придраться? Есть. Сто пудов. Но просто я хочу сказать, что если в этом фильме для меня есть главное, что заставило меня чувствовать и смотреть его, а не выключить, и думать потом...
А.ГОРДОН: В этом фильме есть главное, что заставило вас, Сергей, смотреть и слушать. Это вы. Вы спроецировали на это мерцание...
С.ГИНЗБУРГ: А они нет?
А.ГОРДОН: А они нет. Знаете почему? Я до этого ерничал, сейчас я вам совершенно честно скажу. Вы – очень глупый человек. Очень. Беспредельно глупый человек. Знаете, почему? Потому что вы в жизни, в том числе и в творчестве, что недопустимо, питаетесь иллюзиями других людей. Вы воплощаете чужие чаяния и мечты. Вы даже не зеркало, даже не кривое зеркало, вы – некое транспарентное такое существо, через которое другие проецируют свои мечты и желания. Вас нет. Нет. Когда я приписываю вам преступления против профессии, а они есть и в сценарной разработке, и в выборе актеров, и в работе с актерами, и в монтаже, и в работе с оператором, они есть везде, я-то думаю, что я говорю с человеком, который хочет снимать кино. Хренушки. Вы – другой человек. Вы не кино хотите снимать, вы хотите видеть себя в кино. Это совершенно разные вещи.
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: К счастью, это просто личное мнение одного единственного человека.
А.ГОРДОН: А когда я скрывал-то это?
Е.КОНЧАЛОВСКИЙ: Вот это величайшее благо. И еще величайшее благо, что бы вы ни говорили, все, сидящие напротив нас, все равно то, что вы скажете, работает на нашу сторону, потому что Первый канал купил эту картину и мы обсуждаем эту картину. Это прекрасно. Я очень рад этому обстоятельству.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Давайте по профессии. Мы сейчас с режиссером Ярославом сыграем в очень простую игру. Нам надо сделать слезодавилку, фестивальненькое кинцо. Есть примерно сотка-двести. Значит, герой – мальчик. Дети всегда – это...
Я.ЧЕВАЖЕВСКИЙ: Или баба. А лучше - баба и мальчик.
С.ГИНЗБУРГ: Собаку возьмите лучше.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Собаку, хорошо. Хорошо бы собаку, которая не могла бы ходить.
А.ГОРДОН: Нет, больше того, баба так оголодала, что сначала съела собаку, а потом усыновила ребенка.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Правда, честное слово. Настолько же все просчитывается. Каждый следующий ход просчитывается.
С.ГИНЗБУРГ: Конечно. Все ингредиенты известны. Попробуй сварить.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Эти зловещие чиновники, летающие на вертолете над лечебницей…
А.ГОРДОН: Когда она встретила на вокзале урну, я уже знал финал. Если это ружье заряжено, оно должно выстрелить. "Куда оно выстрелит?" - думал я. Не может же она просто так развеять его прах и освободиться от этого. Нет, не может. После того, как она закопала ее в огороде, а потом получила магическим образом деньги на похороны, потому что похороны не состоялись, да? Всякое лыко в строку. Сценарист, надо отдать должное, он этот момент не пропустил. Мог бы в карман положить себе эти бабки, которые должен хранить. Нет, он ей отдал: "Зайди за деньгами на похороны". Все – добрые люди, все хорошо. Как только она совершила акт захоронения, я уже знал точно, что а) она будет выкопана, б) пепел будет развеян. И я все ждал, что же будет поводом для развеяния пепла? В чем будет жертва-то? Как только появился мальчик, первый же кадр мальчика, мне стал понятен весь сюжет от начала до конца. И я даже финал себе представил, думаю, где же это может быть? Это обязательно должно быть какое-то поле, потому что без поля обойтись нельзя будет, да? И обязательно жертва – развеивание праха по ветру, ради одного она отдает другого. Ребят, я даже когда представлял себе это, я не верил в это, я не знал, что так можно. Мне никто никогда в жизни не сказал, что так можно.
Отвлечемся от этого. Давайте поговорим о героине. Кто она такая? Она совершает поступок, да? Мало того, что там есть преступный Баринов, который отдает ей этого ребенка. Отдает только по одной причине. Отдает не потому, что ребенок безнадежный и ему нужна мама, а потому что он обиделся на то, что их расформировывают. Этого ребенка забрали бы в другой такой же стационар, он бы там наблюдался у другого такого же врача с теми же лекарствами. Что она делает? Давайте разберемся, да? Она святая или она беспросветная? Она преступница?
М.РАТГАУЗ: Кто такая главная героиня, разбираться особенно не нужно, почему? Потому что она – страдающая душа, она – функция этого страдания, к которому зритель должен подключиться. У нее не важно, как она одета, то есть ее социальные и прочие рамки... То, что она говорит, это не важно. Главное – она должна вызывать острое сочувствие, она должна вызывать спазм.
А.ГОРДОН: Но не вызывает же?
М.РАТГАУЗ: У меня не вызывает. Но у многих вызывает, как я понимаю, и я верю в это. По поводу мальчика, все-таки, мне кажется, надо сказать. Потому что он – центр, он – интрига, то есть он – механизм, он движет все вперед. Это так устроено по сценарию. Но при этом, как бы, героя-то нет, да? Этот мальчик кто он, собственно говоря? Как он сделан? 99% фильма он ходит намазанный бледным гримом, и в конце он появляется раскрашенный как софринский, с дешевой иконки Иисус. Почему его нет, собственно говоря? Почему нет характера? Почему он ничего не делает? Почему он только страдает? Потому что он – функция. Функция чего? Он – функция страдания главной героини.
В.ДЕМЧОГ: Мне очень, опять же, понравилось, как Александр сказал, что режиссер – тупой. И я стал размышлять, а, может быть, наш конфликт в том, что вы слишком умный?
А.ГОРДОН: Нет, нет. Одна фраза, и вы поймете, что вы не правы. Я жопой чую, что он тупой.
В.ДЕМЧОГ: И прекрасно. Значит, она у вас очень интеллектуальная чрезмерно, включает оба полушария, понимаете? И я думаю, что наш конфликт в том, что там сидят, вероятно, слишком умные люди и там акцент идет на голову. Здесь, вероятно, чуть пониже мы опустились, и здесь ряд как раз, наверное, сердечных людей. Но, более того, мне кажется, что сейчас время непрофессионалов и неумных людей. И эти люди, профессионалы и умные люди – они в прошлом. И я, действительно, сердечно благодарен Вячеславу, потому что он, гад, в это время сохранил какую-то интуитивную сердечную вибрацию. Она самая простая, она самая глупая, она самая тупая, но сейчас ничего ценнее нет. Никакие ваши интеллектуальные выверты не стоят вообще ни копья. Никакие ваши профессиональные изыски – они вообще бред сивой кобылы. И вы можете сказать сейчас, развернуть мне здесь веер ваших профессиональных возможностей, интеллектуальных брызг и так далее, и так далее... Но время таково, что это на хрен никому не нужно. А вот это - нужно. И эта сердечная интонация, и это звучание этой струны – оно тихое. Но оно почему-то атомное.
А.СУРИКОВА: Абсолютно согласна.
М.РАТГАУЗ: Слушайте, это было нужно, начиная с 1848 года.
А.СУРИКОВА: Возвращается время. Вернется время нормального, человеческого кино с историей.
А.ГОРДОН: Вы сейчас кому это говорите-то, ... вашу так! Это - нормальное человеческое?.. Это конструкция, вами выпестованная, здесь представленная, - дебильная по существу! В которой нет ни любви, ни нежности, ни страсти... И это - будущее кино?
А.СОЛНЦЕВА: У нас это идет каждый день с шести до девяти вечера по всем каналам.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Нет, есть сериалы двух видов. Любовь любит любить любя (про это) и кровь кровит кроваво (про убийства". Мы посмотрели первую серию сериала "Любовь любит любить, любя".
А.ГОРДОН: Давайте так. Пока не начало кровить кроваво, - реклама.
Обсуждение после показа фильма (третья часть)
А.ГОРДОН: Первый канал, "Закрытый показ". Дебютный фильм Вячеслава Златопольского "Дом ветра". Всегда у режиссера есть последняя инстанция, обращение к критикам: "А зрителю нравится!" И это правда. Всегда найдется зритель, которому нравится, что бы ему ни показывали. Я к нему хочу и обратиться.
ЕЛЕНА ТВЕРДОХЛЕБ, журналист: Я хочу обратиться к правой линейке. Давно ли вы, господа, посещали церковь? Креста на вас нет! Честное слово.
Я.ЧЕВАЖЕВСКИЙ: На мне нет.
С.БЕЛОГОЛОВЦЕВ: На мне тоже нет.
Е.ТВЕРДОХЛЕБ: Этот фильм, фильм "Дом ветра" - это очищение. Моя точка зрения, что если люди смотрят, плачут, реагируют, они как в церковь сходили. Значит, эти люди – хорошие, добрые и не совсем пропащие.
ЗРИТЕЛЬ: Первое, что я хочу сказать, - мне интересно. Женщине плохо, да, у нее умер сын. Мне интересно, почему она вспомнила о ребенке, который уже давно болел. Она только тогда вспомнила о ребенке, решила взять, когда ей стало плохо, она решила свое горе закрыть.
А.СУРИКОВА: Нет. Она с пирожками приходит раньше гораздо.
ЗРИТЕЛЬ: Так почему она тогда его не взяла? Почему она вспомнила о нем тогда, когда стало ей плохо?
А.ГОРДОН: Совмещаю этот вопрос с вопросом: "А давно ли вы были в храме?" Есть такой храм у нас, интеллигентский храм, мягко скажем, да? Все знают отцов, которые там служат, и покойных, и ныне здравствующих. Это храм, который крестил самое большое количество, наверное, интеллигентов в девяностые годы. И, наконец, они не выдержали (батюшки), потому что они – нормальные люди. Они говорят: "Ребят, вы чего шляетесь-то? Вы сюда приходите, когда вам плохо. Вы придите в храм, когда вам хорошо, поблагодарите". Я думаю, что эти два вопроса связываются в один, да? И вопрос как раз к сценаристу. Молодец, молодец, ты сейчас задал новый тон дискуссии. А чего она ждала-то все эти годы?
АЛЕКСЕЙ ТИММ, сценарист фильма "Дом ветра": Ребят, а чего мы ждем все эти годы? Громадные у каждого из здесь присутствующих есть дыры в душе. У нее есть дырка в душе, она дыру эту в душей своей затыкает любовью. Потому что если этим не заткнуть, останется ненависть. Всё. И оказывается эта любовь очень сложным процессом. Я понимаю, что я – самый главный графоман, видимо, потому что, не тренировался на кроликах как товарищ в сереньком рекомендовал. Я сам знаю, с картин, где стоит мое имя, процентах в пятидесяти я, честно говоря, без всякого кокетства, снял бы свое имя. По разным причинам. Но в данном случае я абсолютно совпал с режиссером и с его прочтением. Нет, это не халтура, которая высасывается, как мне говорят, из пальца. То, что там слезливо... Извините, вся драматургия началась с того, что апеллировали к слезам – это называлось "катарсис", очищение через страдание. Да, я провоцировал страдание. Потому что катарсиса сегодня нет. Я выполнил свою миссию так же, как считаю выполнил ее режиссер. И о нем вы еще услышите.
А.ГОРДОН: Должен вам напомнить, что это чувство очищения приходило грекам после того, как они смотрели два жанра, трагедию и комедию. И то, и другое требует полного отстранения зрителя от происходящего. Слезы выступали на глазах у людей, и очищение приходило не потому, что им показывали сюжет, который каждый сопрягает с собой и плачет крокодиловыми слезами над своей судьбой (это и есть слезы мелодрамы, никакого отношения к катарсису не имеющие). Они рыдали высокими слезами очищения, потому что они понимали, что мир талантливо, но несправедливо господом устроен, даже господами, поскольку у них был пантеон. Вот это был катарсис. Когда вы говорите о слезных железах, вы на них не просто давите, вы на них паразитируете. Всякий человек имеет сострадание. Всякий человек состраданием питается. Мелодрама – сочувствие. Это не катарсис. Драма – это максимальное приближение к герою, трагедия – это максимальное удаление от героя. То, что вы сделали по жанру в этом фильме вместе с режиссером, это винегрет. Над винегретом можно плакать только пьяными слезами, после чего развести руки и упасть в него лицом. Больше ничего.
Источник <
http://www.1tv.ru/sprojects_edition/si5730/fi14729>;
)
