(Rock-opera) Иисус Христос - суперзвезда - 1985, MP3 (tracks), 192 kbps

Иуда и Иисус
В своём либретто Тим Райс в общем и целом следует евангельским текстам, но при этом по-своему трактует многие ключевые моменты библейской истории. Можно утверждать, что роль ведущего персонажа здесь отдана Иуде в равной или даже большей мере, чем Иисусу: ему принадлежат первое («Heaven On Their Minds») и чуть ли не последнее слово («Superstar») (за исключением слов умирающего на кресте Иисуса). Он производит, по крайней мере вначале, впечатление рациональной и последовательной личности, в то время как Иисус сильно эмоционален, чувствителен и, как оказывается, не вполне понимает цель собственной жертвы.
Иуда неустанно критикует Иисуса (за то, что тот по его мнению позволил событиям выйти из-под контроля, пошёл на поводу у толпы, в буквальном смысле слова "бого-творящей" его, разрешил Магдалине тратить на него дорогостоящее миро и т. д. - последний эпизод имеется и в Евангелии). По словам Иуды, Иисус в начале своей деятельности считал себя просто человеком и не выдавал себя за бога, а затем перестал сопротивляться мнению толпы, что, по мнению Иуды, может кончиться плохо. На предательство он решается для того, чтобы предотвратить худшую катастрофу - бунт против римлян и последующее кровопролитие. При этом на Тайной вечере Иуда не скрывает своих намерений, более того, восклицает: Ты сам хочешь, чтобы я сделал это — и действительно, слышит в ответ: Иди, что же ты медлишь!. Когда Иуда начинает понимать, что Иисусу грозит смерть, в которой история обвинит только его одного, он сам себя объявляет жертвой (Зачем ты избрал меня для своего кровавого преступления?). Логика Иуды такова: если Иисус — действительно сын Бога, значит, он всё предвидел заранее, сам расписал сценарий событий и пригласил его, Иуду, на роль «проклятого на все времена».
Сам же Иисус неоднократно демонстрирует, что ему известно, что ожидает его лично и при этом говорит об этом как о судьбе, не подлежащей изменению. В песне "В Гефсиманском саду", Иисус, как и в Евангелии, выражает своё страдание от этого знания и просит: Забери от меня эту чашу, я не хочу вкусить её яду… Однако, в отличие от Евангелия, здесь Иисус в прямом тексте говорит, что он не понимает, зачем Бог-отец посылает его на смерть (лишь догадываясь: Может быть, всё, что я говорил и делал, наполнится после этого новым смыслом?). Наконец он всё же смиряется с предначертанием, мотивируя это решение усталостью от жизни ("Тогда я был вдохновлён; сейчас я грустен и устал. В конце концов, я старался три года - кажется, что девяносто! Тогда почему боюсь закончить то, что начал?") и сознанием того, что "все козыри у Бога" ("God, thy will is hard, but you hold every card").
На суде Иисус, как и в Евангелии, не опровергает обвинений в свой адрес; обходясь аллегориями, он уходит от прямых ответов. Это твои слова — говорит он Пилату, когда тот спрашивает: И всё же: ты — царь? (But you’re a King? — It’s you that say I am) . Он не делает ничего, чтобы спастись, и отталкивает помощь, предлагаемую сочувствующим Пилатом.
Апостолы и толпа
Можно утверждать, что в опере нет подлинных персонажей-злодеев: здесь каждый действует сообразно собственной логике, которая в общем выглядит более или менее убедительно (правда, эта тенденция в какой-то мере вообще присуща данному жанру). Единственный вполне «отрицательный герой» здесь — толпа, которая сначала возносит своего избраника до небес («Hosanna»), а потом с той же экзальтированностью требует от властей: «Распять его!» При этом мотивы «фанатов» Иисуса порой низменны (…Прикоснись, прикоснись ко мне! Исцели, исцели меня, Иисус!… или — Скажи мне, что теперь я спасён!), и сам он в какой-то момент уже не в состоянии их выносить (Не толкайте меня, оставьте меня!.. Слишком много вас, слишком мало меня!…)
Частью толпы являются в какой-то мере и апостолы, своими коллективными песнопениями выражающие лишь самые банальные мысли и чувства. Всегда знал, что стану апостолом. Верил, что добьюсь этого, если буду стараться. Потом, когда мы уйдём на пенсию, напишем Евангелие, чтобы люди говорили о нас и после нашей смерти, — под безмятежно-сладостную мелодию распевают они хором, оставляя обречённого Иисуса в Гефсиманском саду («The Last Supper»).
В заключительном треке «Superstar» (выпущенном синглом и ставшем в 1971 году единственным сольным хитом Мюррея Хэда), голос Иуды вместе с хором обращаются к Иисусу, теперь уже с точки зрения времени две тысячи лет спустя, спрашивая его: …Кто ты? Чем ты пожертвовал?… Что ты думаешь о том, что сегодня говорят о тебе?... Точно так же как и подобные вопросы Иуды, Пилата и апостолов на протяжение всей остальной оперы, эти вопросы остаются без ответов.
Власть имущие
Либретто Тима Райса насыщено сатирическими эпизодами и репликами, высмеивающими поп-звёздность и нравы музыкального бизнеса. Царь Ирод беседует с Иисусом совершенно как потенциальный антрепренёр, называя его популярность в народе «хитом», а его самого — «чудом года». Церковные лидеры (первосвященник Кайафа, его тесть Аннас и др.), обсуждая Иисуса как политически опасного гастролирующего популиста-факира, пользуются жаргоном, характерным для современных средств массовой информации. (Что же нам делать с этой Иисусоманией?… С тем, кто популярнее даже Иоанна, гастролировавшего с этим своим крещением?…) Убеждая Иуду в том, что тот принял верное решение (You’ve backed the right horse» — «Ты сделал верную ставку!), Аннас советует ему заняться благотворительностью — это, возможно, намёк на популярную форму «отмывания» капитала в поп-бизнесе.
Иначе обрисован Пилат, подобно Иуде чувствующий, что история не простит ему гибель Иисуса. В этом опера большей частью следует Библии. Поначалу Пилат пытается спихнуть дело местным властям, но понимая, что те вознамерились руками чужестранца устранить мешающего им героя толпы, даже открыто становится на сторону последнего (Я не вижу на нём вины: он просто возомнил себя важной персоной…). Пилат указывает Иисусу на иронию судьбы: смерти ему, «царю иудейскому», желают именно иудеи; он же, римлянин, — единственный, кто пытается его защитить (Look at me, am I a Jew?). Затем — на мгновение вступает с Кайафой в политический спор, называя первосвящеников-иудеев лицемерами (Вы нас ненавидите больше, чем его!), а жаждущих крови сравнивая с гиенами (To keep you vultures happy I shall flog him…)
В последний момент Пилат, оставшийся перед разъярённой толпой в одиночестве, сам обращается к Иисусу за помощью, но тот в очередной раз выражает своё убеждение, что ход событий нельзя изменить, но всё в руках Господних. Понимая, что Иисус сознательно идёт на смерть, Пилат «умывает руки» (от преступления), бросая напоследок: Что ж, не мне суждено предотвратить это великое самозаклание. Умри, если сам жаждешь того, ты, заблудшая жертва!…
В связи между смертью Иисуса и его вечной славой можно усмотреть ещё одну прямую аналогию с музыкальным бизнесом, для интересов которого иногда хорошо, если звезда «своевременно» умирает и таким образом остаётся коммерчески плодоносящей «иконой на все времена».