Наш бронепоезд (Михаил Пташук) [1988, драма, VHSRip]

Сталинские соколы
- Не надо было трогать Сталина. Надругались над ним, надругались над народом, над его верой... Народ верил! Сломали веру и ничего не дали. Пшик один. Кукурузника подсунули.
(из фильма)
— Сегодня — на пенсии, а завтра, если опять враги народа или космополиты, мы — здесь. А таких кадров нигде в мире они не найдут. Мы и есть этот бронепоезд на запасном пути.
(из фильма)
...Он умер, но душа его еще жила и долго еще бродила по городу и все искала и старалась понять, что же произошло.
(из сценария)
Двадцать лет шел к экрану сценарий этого фильма. Первоначально драматург Евгений Григорьев назвал его «Отцы-66». Затем к названию ленты, снятой на студии «Беларусьфильм» режиссером Михаилом Пташуком, добавился подзаголовок «Наш бронепоезд». В период съемок картину называли «Сталинские соколы». Она о тех, кого называют сталинистами. События фильма умещаются между двумя праздниками — Первым мая и Днем Победы. Эти девять дней вместили в себя сложный и мучительный процесс переосмысления своей жизни, переоценки ценностей бывшим верноподданным сталинского режима Кузнецовым, несшим в свое время службу на лагерной вышке у пулемета. Он честно прошел всю войну, добросовестно выполнял приказы и вдохновенно кричал в атаках: «За Родину! За Сталина!» И даже не сразу понял, что назначение его на должность начальника охраны в «исправительный лагерь для врагов народа» стало трагическим поворотом в его судьбе... В светлый майский праздник 1966 года Кузнецов случайно столкнется с одним из бывших заключенных. И в нем возникнет неуемное желание понять, что же при Сталине и после него происходило и с ним самим, и со всем народом. А в результате этих размышлений, душевных мук и озарений бывший охранник придет к осознанной необходимости судить себя по самому суровому счету...
— Мы сегодня живем, как известно, в период второй перестройки,— говорит постановщик фильма.— Первая, начатая еще Хрущевым, захлебнулась. А помогли ей в этом так называемые «сталинские соколы», не простившие XX съезда и известного доклада 1956 года о культе личности. Тогда их было много — свято веривших в правоту «вождя», думаю, что. их немало и теперь. Как ни странно, 60-е годы во многом созвучны сегодняшним, 80-м. Хотя бы по ярости идейных споров. Среди противников перестройки— все те же «соколы». В фильме мы не пытаемся обвинить лишь Сталина, хотим показать: рецидивы психологии, порожденной его властью, ощутимо дают о себе знать и ныне. Наверняка сейчас появится целый ряд «лагерных» фильмов, где репрессии будут показаны с позиции человека, сидящего за колючей проволокой. Мы же хотим показать трагедию верноподданного, трагедию человека, нашедшего в себе силы посмотреть правде в глаза. Его смертный приговор самому себе, по сути, становится приговором и тому режиму, который его сформировал.
...В фильме режиссер соединяет игровые эпизоды с неизвестной, «закрытой» ранее хроникой похорон Сталина, речи Берия, изъятых кадров «Парада Победы 1945 года». Хроника не только поможет зрителям окунуться в прошлое, но и усилит, по замыслу авторов, ощущение трагичности основного конфликта. Но, конечно, основная нагрузка легла на актера, исполняющего центральную роль. Это Владимир Гостюхин.
— В моей актерской биографии, пожалуй, лишь Рыбак из фильма Ларисы Шепитько «Восхождение» может сравниться по внутреннему накалу
с образом Кузнецова. Кого-то он будет раздражать, а кого-то, надеюсь, заставит задуматься... Я его не осуждаю: Кузнецов — трагический продукт своего времени. Я попытался прожить ситуацию, в которой он оказался, и я его понимаю. И он не меньшая жертва того исторического периода, чем те. кто томился по другую сторону колючей проволоки.
К тому времени у меня свой счет. Счет Правды! Все эти годы живет во мне потрясение, испытанное после того, как я прочел «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Каждый человек, который чувствует ответственность за то, чтобы подобное не повторилось, обязан вносить в это посильную лепту...
Олег Сильванович

Сценарий фильма «Наш бронепоезд» (режиссер Михаил Пташук) был написан одним из лучших сценаристов, Евгением Григорьевым, двадцать лет назад. Шестьдесят шестой год. Оттепель давно кончилась. Брежневские либеральные подачки шли на убыль. Но еще теплилась надежда, еще никто никуда не уезжал, еще на памяти была повесть Солженицына, еще гуляли по стране звездные мальчики Аксенова, еще не «закрыли» Галича, еще бурлила Таганка, не выдохся «Современник», еще... Но уже начинались процессы, уже тягали поэтов и художников за тунеядство, начинали преследовать за книги, подписи, слова. Мы и не подозревали, как близка, необратима реальная опасность возрождения сталинизма, как лязгают челюстями верные слуги, ждут, когда их позовут, как слабы мы сами, интеллигенты, в которых конформизм был вшит с большей надежностью, чем ампула в тело алкоголика. Помню, когда я читала этот сценарий, меня трясло, как в ознобе, с таким безошибочным чутьем поведал Григорьев о нашем уже не вчерашнем, а сегодняшнем дне. И самым страшным в нем была тупая искренняя вера героя, что если партия скажет— надо, он ответит партии — есть. Как уже ответил однажды, когда служил, верный солдат, в лагере и расстреливал заключенных, ибо врагов не жалко, на то они и враги. Не усомнившись— а может, не враги, не заколебавшись — а как же безоружных-то?
Картина, снятая по этому сценарию, не потеряла бы своей зловещей актуальности и сегодня, да еще с таким блестящим трио: Филиппенко— наш брат журналист, из тех, кто больше ни во что не верит, Ульянов— бывший полковник ГУЛАГа, кто до смерти не в отставке, Петренко, исступленный маньяк-сталинист; но не они попадали в психушки, не их лечат там и сейчас. Если бы... Но произошло невероятное. И эту историю выиграл тот, кому ее меньше всего полагалось выиграть,— бывший вохровец Кузнецов, ныне простой рабочий, чистый, как родниковая вода, искренний, как гимназистка из повестей Чарской, прямой, как смычок скрипки Страдивариуса. Но тут не до шуток. Эту историю выиграл актер Гостюхин, чья природная искренность, подлинная народность, мужское, опять же, природное обаяние сделали из преступника мученика. Чья это была задача— режиссера, актера? Человек из железа, разоблаченный польским режиссером Вайдой как человек-робот, сконструированный для своих корыстных нужд партийной системой, в этом фильме предстает жертвой своей неподкупной веры — воевал, боролся, трудился ведь ради идеи, ради блага народа. За что же его сейчас?
Не он запутался — его запутали, его душу смутили, его выбили из колеи, сбили с верного пути— и он опять герой. И погибает, как герой, хоть и по пьянке, но вроде бы сознательно, опять, теперь уже навсегда, жертвует жизнью за чистоту идеи, в укор тем, кто. наплевал ему в душу, и душа не выдержала. Самое страшное последствие тоталитарной системы — человек, не способный оценить свои поступки, бездумный исполнитель злой воли режима,— опять возведен в ранг героя, чуть ли не жертвы тех, кто отнял у него, честного, самое главное— идею вырвали, как сердце Данко. Только ведь это была не его идея, не он ее выбрал, не сам к ней пришел. Его вооружили, приказали носить, как ружье через плечо, а если понадобится, пустить в дело. Не сострадание должен был вызвать такой герой, а ужас, ибо имя ему легион.
Алла Гербер

В 60-е годы Евгений Григорьев один за другим написал два сценария - "Отцы-65" и "Отцы-66", на долгие годы оказавшиеся под запретом. Лишь в конце 80-х пришло для них время экрана. Первый сценарий экранизировал Аркадий Сиренко ("Отцы"). Работа получилась слабой, неровной. Возможно, не в последнюю очередь из-за странной идеи оправдания убийства во имя мести всем социальным мерзостям... Герой второго фильма, получившего у Михаила Пташука название "Наш бронепоезд" всю свою жизнь был человеком "системы". Учился, воевал, охранял сибирские лагеря, снова работал... Исправно голосовал "за", ходил на демонстрации, кричал "ура!" Сталину, Хрущеву, Брежневу...
Считал себя честным человеком. И вдруг...
Хороший актер Владимир Гостюхин ("Восхождение", "Урга") точно доносит до нас процесс ломки взглядов своего персонажа, который после встречи со своим бывшим заключенным пытается выяснить истину у своих старых знакомых.
Ироничного конформиста из "мидовцев" (А.Филиппенко), персонального пенсионера, бывшего начальника лагеря (М.Ульянов), все еще надеющегося, что его позовут, что его "опыт" еще пригодится...
Актерская игра помогает преодолеть схематичность и нравоучительность сценария. Несмотря на очевидные длинноты, "Наш бронепоезд" - фильм не только драматический, но и эмоциональный. С авторами трудно не согласиться: человеку не должно быть винтиком, четко выполняющим любые приказы "сверху".
Нельзя быть честным по приказу...
Александр Федоров